Эсфирь Михайловна Эмден
Школьный год Марины Петровой
1. Осень
Скрипнула калитка, и, опускаясь в колодец, звякнуло ведро. Шумно расплескав воду, оно стало медленно подниматься. Марина остановила стрекочущую рукоятку и поставила его на широкий, чисто выструганный край нового сруба. Она перелила воду в своё ведро и осторожно понесла его. Ведро было тяжёлое, налитое до краёв студёной тёмной водой. На дорожке оставались мокрые следы. Под ногами шуршали листья. Осень, осень…
На террасе Елена Ивановна укладывала вещи. Она подняла от чемодана голову и отвела от раскрасневшегося лица пушистую прядь волос.
— Ну-ка, Мариша, иди сюда, помоги закрыть крышку! Марина поставила на пороге ведро и подбежала к матери:
— Мама, пусти, пусти, дай я!
— Какая быстрая! — сказала Елена Ивановна. — Давай вместе.
Они вдвоём нажали на крышку — Елена Ивановна руками, а Марина и руками и коленками.
— Есть! — закричала Марина. — Мама, я побегу! Полью цветы…
— Постой, постой, а ты всё уложила?
Всё — это были книги, ноты, тетрадки, почти не тронутые за лето; коллекции жуков и бабочек и несколько летних рисунков: сенокос, купанье на реке Серебрянке, лагерный костёр и ещё что-то…
Марина быстро уложила всё это в свой маленький чемодан. Что ещё? Да, коробка с лентами. Голубые совсем выцвели за лето, а вот красные никогда не выцветают.
Её стол в маленькой комнате у окна опустел. Только скрипка ещё лежала на длинной полке над столом, которую Женя прибил этой весной. Марина подошла к ней и провела рукой по тёмному гладкому футляру.
Окно было открыто, она выглянула в него.
Тонкая осинка под окном стояла прямо и тихо; только её круглые листья чуть слышно, но очень быстро и отчётливо, шептали что-то. Марина не раз слушала этот быстрый и отчётливый шопот. Ей казалось, что осинка о чём-то рассказывает и если хорошенько вслушаться, то можно всё понять.
Да и в самом деле, осинке было что порассказать — за лето она наслушалась многого.
Лето было в этом году горячее и шумное. По утрам разноголосо пели птицы, день начинался обычно солнечный, ясный. И вдруг среди дня налетал ветер, шумел, распоряжался в густой листве. Звонкий, дробный дождь стучал по крышам. И снова сияло солнце.
А в саду с утра до вечера раздавались голоса Марины и её друзей. По утрам Марина приманивала свистом птиц и цокала белке, поселившейся в это лето на старой сосне.
И целый день она не смолкая распевала.
А несколько раз в день над садом и полем, которое начиналось за калиткой, отчётливо и смело звучал громкий голос горна.
Тогда Марина бросала всё и бежала к своим приятелям, в пионерский лагерь у леса. Дел было очень много!
И гладкий тёмный футляр открывался совсем не часто.
Но когда это случалось, Марина играла долго и с увлечением. Поющий голос скрипки был тогда в саду самым главным.
И осинка и большая сосна прислушивались.
Были и знакомые звуки в Марининой игре, похожие на её песни и свист и даже на пение птиц, а были и совсем другие, незнакомые.
Марина сняла скрипку с полки, но, подумав, положила её обратно. Зачем её нести в ворох вещей! Пусть лучше полежит здесь, у открытого окна. А когда придёт машина, скрипку надо будет осторожно положить в кабинку рядом с мамой.
Марина вышла в сад и перелила воду из ведра в большую лейку.
Нужно полить цветы — пусть они на прощанье напьются досыта, и обежать всё кругом, послушать в последний раз те особенные вечерние звуки, каких уже не будет в городе: скрипят калитки, идут коровы, возвращаясь домой, и низко и важно замычала соседская Милка; волейбольный мяч гулко стукнул о чью-то ладонь, весёлые крики на площадке; и снова скрип калитки и поле… Тишина, тишина, уже осенняя. Можно слушать её долго-долго.
Марина постояла у калитки, потом отнесла домой пустое ведро и повесила его в кухне на гвоздь. Пусть висит до будущей весны.
А теперь надо зайти к Люшиным, попрощаться. Мама говорила, что от них приходил кто-то.
2. Женя
Марина обежала вокруг участка. Вот калитка Люшиных. Софья Дмитриевна на террасе перемывает чашки. Она улыбнулась Марине и что-то сказала, но не ей.
— А, Маришка! — весело ответил чей-то знакомый голос.
— Женя? — закричала Марина и, уцепившись за подоконник, заглянула в комнату.
— Он самый, — ответил баском юноша.
— Уже приехал? Из экспедиции? Покажешь, что привёз?
— Показывать не буду, а в окошко залезай. — И Женя протянул Марине руку: — Прыгай — раз!