После прошедшего случая я стал заглядывать к ней в кабинет всё чаще и приносил чего-нибудь к чаю. Мне казалось, принесённые дары уберегут меня от неприятных осуждений и всё превратится в вечную сказку. Лампы в классе горели очень долго и мы засиживались допоздна. С друзьями я уже не играл в снежки, мне было интересно, как проживает жизнь моя учительница. Как оказалось, она всю себя посвящает детям и у неё почти нет времени на игры в снежки или на догонялки. Невыносимой мне представлялась такая жизнь. Без возможности выйти погулять.
Как жаль, что сейчас я уже не могу себе этого позволить.
После того, как прошло десять лет, я уехал далеко, в огромный и большой город. В нём было очень тяжело. Люди представляли собой серую массу, готовую работать непереносимо долго на том месте, где они были не нужны. Их сердцем владел невыносимый скрежет железных деталей, через который невидно было добра. Над городом всегда были тучи и работать предстояло мне очень много. Не было в этом городе ни замков моих, ни принцев, ни даже королей. В саду, около моего дома, росли старые и неказистые пни, которые были не способны вызвать ни любви, ни даже сострадания в моём сердце. Все придворные служащие занимались тем, в чём нельзя было найти ни любви, ни добрых и сияющих глаз. Я начал чахнуть и очень неприятно болеть. Тут уже и не до игр в снежки и не до догонялок. Тянулись годы, и пока я работал, пока я строил своё, тогда ещё великое будущее, я всё ещё держал в голове одну мысль: « Как там моя учительница?». Переписывались мы письмами, но от них толку было немного. В них я писал, как благодарен ей за всё, что она для меня сделала. Это было то, о чём не мог мечтать ни один ребёнок. Я получил не только знания о жизни, но и любовь, которая в большом городе считалась почти недопустимой. С замиранием сердца я вспоминал рассказы или осуждающие разговоры, от них всегда становилось очень тепло и они могли согреть даже за тысячу километров. В городе, в котором мне предстояло много работать, были границы, как в самом строгом государстве, которых нельзя нарушать. Хотя, в тот момент, мне этого очень хотелось. Думаю, мне не хватало той королевской смелости, которой владела моя учительница. Её смелость «никаким аршином не измерить»– Так я и писал в своих письмах. В письмах, которые приходили от неё очень часто, я встречал знакомые буквы и наполненные тоской строки.
«Ничего»– думал я. Придёт время и я ворвусь в кабинет, открыв дверь с ноги, как самый настоящий хулиган и признаюсь в сильных чувствах, возникших между ребёноком и учителем. Однако годы шли, пока я не понял, что уже и так много потерял. Я потратил всё это время на бесчисленные цифры и бланки. На сидение в офисе и бесполезные разговоры. Разве этому учила меня моя учительница и её рассказы? Вовсе нет. С ней разговоры представляли океан, а жизнь– это высокие горы, забравшись на которые нужно подарить миру солнце. Не мог я работать в месте, где был не нужен. И это почти загубило моё внутреннее государство. Откладывать я больше не мог, так как предчувствовал нечто странное… Плохие мысли начали забираться в мою голову и я, в этот же день, оплатил билет и приехал в знакомую школу… Вот он, «мой замок»– коснулась меня знакомая мысль. Стволы рябин всё также служили мне остатком моей памяти, напоминанием о том, что очень многие хорошие вещи не вечны и их надо беречь и хранить, как рябины в царском саду, которые не смотря на срубленные ветки, всё также вызывают в сердце любовь.
Плохо слушал я жизненные уроки, больше радовался любви, которая нарушая все границы, обитала в школьном замке . Как и десятки лет назад, с холодным потом на лице, зашёл я в школьный коридор.
Сердце моё остановилось и я понял, что больше нет того замка, который когда-то был мне самым близким домом. Я остановился и проникся невыносимой тоской. Не было ничего хуже, чем просто пустой коридор, по которому больше не ходили мои короли и королевы с принцами и принцессами. Я подошёл к первому попавшему учителю и спросил, где моя самая близкая учительница русского и литературы.