– Да?.. Подожди, что-то вроде было такое... – Докси развернулась к боевикам, которые продолжали сидеть на машинах: – Татушка, поройся в памяти, вроде ты рассказывала анекдот про нашу главбухшу, у которой дочку-корову в Универе драли всей кафедрой ради хороших оценок?
Гренадерских размеров деваха, вся покрытая цветными татуировками, легко соскользнула с мотоцикла и подошла поближе. Внимательно разглядела Пилюриуса, затем заржала:
– Слушай, это действительно он! Говорят, дико запойным был в яйцеголовом клоповнике. Гнал бормотуху вагонами. Всей кафедрой квасили, ширялись и бабки университетские на развлечения пускали. А потом еще туповатеньких студенток к делу пристроили. Типа – если умная, то нормально зачеты сдашь. А если в башке одна кость – то работай передком. И да, ректор их спалил по наводке нашей главбухши, когда вместе с комиссией ввалился прямо на шабаш. Голые девки на столах пляшут, бухло в спортивных победных кубках, групповуха на поваленной на бок кафедре. Короче – отжигали во всю. Старикана там на месте не прибили лишь потому что он реально в свое время класно мозги правил воякам. Те и отмазали. Выперли с работы, из столицы пинком под зад. Оказывается, здесь осел, гигант половой...
Докси удовлетворенно кивнула и показала Татушке на веревку. Та одним взмахом ножа перерубила несостоявшееся орудие казни, после чего командир карательного отряда поманила вздрогнувшего лекаря к себе поближе:
– Так что там про всякие полезные фактики, которые ты можешь мне поведать?
– Лучше отойти чуть в сторону, досто...
– Короче, старый хрыч.
– Просто если местные услышат, придется их зачищать.
Оглянувшись на резко побледневших козоебов Докси соизволила отойти со стариком к забору. Через пять минут она вернулась и приказала:
– Лепиле десять минут на сборы. Затем в повозку и выдвигаемся. Заглянем еще раз в Клоповку, зальем баки по полной и с собой возьмем. Нам надо быть в Тагатусе как можно быстрее.
– А этих?
– А что – этих? – удивилась любимица императора. – Верные слуги короны. Оказали всю возможную помощь. Если у них есть желание какие-то местные разборки с бывшим хозяином сараев устраивать – так пусть, нам до этого дела нет.
И кавалькада оживших ночных страхов так же стремительно умчалась в лучах всходящего солнца и клубов пыли, как недавно стремительно появилась. Вот были еще здесь – и уже нет, только рев моторов, долетающих с севера. И всхлипывания Кага, с ужасом разглядывавшего размочаленные колени.
Кирдык-бульдык-херак-пиздык... Как голова болит... Но раз болит – то еще жив. Или мертв?
И эти кирдык-бульдык... Разговаривает кто-то рядом, будто дети балуются. Придумали свой “секретный” язык и давай друг перед другом понтоваться. Уроды. А то, что человек валяется на куче соломы и ему херово – так детям насрать. Дети – они обычно циничные себялюбивые суки, которые уважают лишь собственные интересы и спокойно идут к поставленной цели, наплевав на разную херь типа “истинные ценности цивилизации”. Можно сказать, что дети еще не успели превратиться во взрослых, которые прячут дерьмовое нутро под красивыми улыбками и наработанными привычками манипулировать окружающими. В самом деле, твое взросление можно оценить не прожитыми годами. Нет – идиотов великовозрастных хватает. Твое взросление – это отрощенная скорлупа, умение мимикрировать и рвать глотки окружающим, если уж мягкой силой не получилось принудить к выгодному тебе миру.
Да заткнутся они или нет?
Володя приоткрыл глаза и попытался сообразить – что, где и как вообще он опять оказался в жопе?
Сено? Да, точно. На полу. Охапка сена. И он на этой охапке, во все тех же брезентовых штанах, уже изрядно потрепанной рубахе и тапочках, в которых умудрился натереть ноги. Все это целиком находилось в клетке, установленной в конце вагона, большую часть которого занимали какие-то коробки и ящики.
Сбоку от клетки покачивались табуретки, отмечая очередной тук-тук поезда. На одной сидела Маша, прихлебывая из кружки какую-то вонючую бурду. На другой – гном. Правда, какой-то неправильный гном. Будто пристукнутый сверху чем-то тяжелым и теперь раздавшийся вширь. Гном почему-то походил на рыбака – в бурых добротных штанах, сапогах, плаще-накидке и огромной шляпе с мокрыми безразмерными полями, которую хозяин сдвинул на макушку. При этом коротышка отростил себе черную бороду до пояса, мохнатые брови и нос-картошкой. В левой руке держал трубочку-носогрейку, в правой большую глиняную бутылку, к которой периодически прикладывался.