Ленка, в изнеможении закрыв глаза, засмеялась. Юрий Иванович тоже усмехнулся.
- Одно в тебе ценно, потому и не убил до сих пор, это твое неистребимое чувство юмора. Ты могла бы стать для него всем. Слепить, сотворить судьбу гения, а вместо этого просто пересекла ему дорогу, как черная кошка. Все. Теперь ничего больше не будет. Вот эти листы, это все, что он успел! Художника больше не будет…
- Юрий Иванович, вы безжалостны.
- Найдешь себе жалельщиков! Эх ты, марионетка с ловко подвешенным языком. Вся в свою училку удалась. Раз не может зацепить мужика своими лапками загребущими, значит, будет его втаптывать в грязь.
- Она его любила…
- Он бы предпочел такой любви удавку! Я, пожалуй, тоже… Что значит физическая неверность! Не более чем перекус вне семейной трапезы.
- Да? А своей жене вы тоже позволите перехватить бутерброд на стороне?
Хлесткая пощечина ожгла Ленкину щеку.
- Спасибо, - спокойно прокомментировала Ленка, даже не поднеся руку к лицу. – У меня с утра истерика, наконец-то адекватные меры…
- Извинений не дождешься!
- Вы тоже. Сами сказали, вы мне не учитель. А вы еще и не гений и потому не так проницательны, как ваш гениальный ученик. Я не буржуазка, и не марионетка, и не мещанка. Я всего лишь не… не проститутка… И я его не люблю, как следовало бы. Он не был бы счастлив с такой половиной любви. Именно это я ему сказала, и он со временем меня поймет.
Ленка протянула художнику папку с листами.
- Здесь нет ни единой лишней линии. Все совершенно, не прибавить, не отнять. Только в одном он ошибся. Его Изольда не я.
Глава 2.23. Славное море, священный… Арал
Глава 2.22. Славное море, священный… Арал
Устроив выволочку Лемешевой и потерпев от нее моральное поражение, художник не отказался от мысли спасти романтического героя хотя бы для искусства. Он взял у Халимы в канцелярии адрес Рахматуллаева и навестил его. Камал отказался возвращаться в школу наотрез. Заявил, что с родителями он уже поговорил, и они завтра заберут его документы. Он переведется в обычную школу. Врожденная выдержка позволила Камалу говорить с учителем, а традиционное воспитание не позволило от этого разговора отказаться. Уважение к старшим прививалось в семье Рахматуллаевых с самых ранних лет.
— Тогда так, парень, — предложил художник, с болью разглядывая осунувшееся лицо своего ученика, — Переводись в училище, я взял там курс в этом году. Кстати, там учится твой бывший одноклассник — Леша Азаров. Очень талантливый парень.
Камал расхохотался.
— Ты чего это?
— Клуб разбитых Лемешевой сердец…
— Ну, это хорошо, что ты не утратил чувства юмора, брат, — улыбнулся художник, — Я поговорю с деканом, думаю, общеобразовательные предметы тебе зачтут, а специальные сдашь уже в училище. На следующий год придешь сразу на третий курс.
— А так можно?
— Это мои проблемы. В понедельник чтоб был уже в училище. С Рахимом Ахмедовичем я тоже договорюсь. Из школы нужно что-нибудь забрать? Этюдник, краски?
— Неверов принес уже сегодня с утра, — виновато признался Камал.
— Ну, так ладно. И не чуди там, если что…
— Нет, и не думал. Мне родителей в будущем придется содержать. Я у них один…
***
Катастрофу в жизни романтического героя художник предотвратил. А вот в жизни Эльмирки Ахмедзяновой катастрофу предотвращать было некому…
Преданный поклонник при первом же известии о том, что в декабре он, возможно, станет отцом, испарился из ее жизни окончательно и бесповоротно. И теперь перед Эльмирой во весь рост предстал выбор — избавиться от нежданного ребенка и продолжать жить прежней жизнью, или… Или.
Пока о положении Ахмедзяновой знала только Берзия Ахатовна. Элька даже задушевной подружке Нинке Подберезкиной ничего не рассказала. Вот поэтому к школьному врачу Эльмирка и пошла со своей идеей.
Скоро начнется этюдная практика. Эльмирка, как обычно, вместе со всеми отправится в горы. Но дня через два вернется в город и ляжет в больницу. Это будет очень больно, стыдно и позорно, но она это переживет.