— Да завязывай уже, Рахим, — давясь хохотом, взмолился художник, — Сам же и виноват во всем этом цирке! Что за школа, каков поп, таков и приход!
— Так, ладно, Лемешева, ступай в актовый зал, раз навязалась. Там сейчас начнется лекция представителя общества «Знание», тема «Аральский водный бассейн». Кроме тебя этому мелиоратору вопросы никто не задаст. Одна ты у нас на всю школу такая умная. С паршивой овцы, хоть шерсти клок. Иди, поработай на имидж школы.
Ленку будто ветром сдуло. Директор дождался, пока за ней закрылась дверь и, нежно улыбаясь, признался ликующей Илоне.
— А разорвали вы, Илона Бектемирона, вовсе не Лемешевское заявление, а черновик моего выступления на профсоюзном собрании. Это вам для сведения… Так что, боевая ничья! Успокойся ты уже, Юра! В твоем возрасте вредно так веселиться.
***
Но не успели высокие договаривающиеся стороны перевести дух, после столь бурных переговоров, как в кабинет директора, едва не сбив с ног удаляющуюся Илону, ворвался взъерошенный и красный как рак лектор общества «Знание».
— О, господи…- прошептала Илона и сочла для себя необходимым остаться.
— Нет! Это ни в какие ворота! — заорал лектор, — Что у вас тут за бедлам! Вы кого на меня натравили! Это у вас одаренные дети таковы? Какие же тогда в колониях!
— Что стряслось, уважаемый? — протяжно пропел директор, — Присядьте, выпейте водички, отдышитесь.
Директор протянул лектору стакан с водой, за который тот схватился, как будто это был последний глоток в его, мелиораторской, жизни.
Пока лектор пил, директор повернулся к художнику и еле слышно прошептал.
— В руках держал птицу счастья… Как упустил!
Лектор допил воду и начал лекцию.
— Какая-то Лемешева…
— Лемешева? — наморщил лоб, старательно припоминая директор, — Лемешева, Лемешева… В чьем она классе, Илона Бектемировна, не в вашем?
Лектор повернулся к Илоне и обомлел.
— Ну да, в моем, — пожала плечами красавица с сиреневыми очами и многозначительно улыбнулась бедняге лектору, — А что она могла сделать не так? Тихая, скромная девочка, почти отличница. Да вот и преподаватель специальности здесь. Как у вас на занятиях Лемешева себя проявляет, Юрий Иванович?
— Тихая, серенькая мышка… Голоса ее даже не помню. Просто заметить не возможно. Старательная, исполнительная, вон вчера, например, уборку в худфонде сделала. По своей инициативе, безо всяких просьб…
— Нет, это, наверное, какая-то другая Лемешева! — покачал головой лектор, — Эту невозможно не заметить! Хулиганка, анархистка какая-то! Вы знаете, что она мне заявила? Говорит «Вы не понимаете, или не хотите понять, что перебрасывать реки через континентальный водораздел нельзя! Вода никогда не вернется в регион?» Это она мне! Вы подумайте, я двадцать лет мелиоратор! А потом еще лучше «Вы свой хлеб с маслом двадцать лет едите, убивая Арал. А ведь вы представитель русской науки в Туркестане, это тройной позор!»
У Илоны подкосились ноги и она медленно, как осенний лист начала сползать на руки художнику. Тот подхватил ее под локти, но радости по этому поводу не высказал. Директор искренне изумился.
— Да что вы? Это точно не наша… Кто-то вас разыграл. Наша Лемешева слов таких «континентальный водораздел» не знает, совершенно точно! Мы таким вещам не учим.
— Воды, — прошелестела изнемогшая Илона.
— Да вот прям щас! — ответил художник, насмотревшийся на выходки Илоны за сегодня.
— Мне правда плохо, — простонала Илона, но ее коллеги остались невозмутимы.
Зато возмутился лектор.
— Голубушка, да нельзя же так! — он подскочил и принялся обмахивать Илону подвернувшейся под руку папкой. Художник небрежно перебросил ему сомлевшую Илону с рук на руки, — Нельзя же так! Вы еще так молоды, нужно беречь здоровье. Вы позволите, я на машине… Отвезу куда скажете…
— Минуточку! — воскликнул директор и, привстав, вынул из рук лектора папку, — А как же ваша лекция?
— Ах, да о чем там говорить! Какие еще лекции в такую жару!