Опаздывали они на географию. И преподавала ее отнюдь не воплощенная кротость, а совсем наоборот, жесткая железная немка Ираида Фридриховна.
Спуску она не давала никому. И никто не порывался к ней с фамильярностями. Никто, кроме Ленки. При первом же свидании, неожиданно для всех, новенькая поприветствовала географичку индивидуально.
— Ой, Ираида Фёдоровна, это правда, вы?
Географичка вздрогнула и даже зажмурилась, будто увидела призрак, а не обычную знакомку с радостной улыбкой. Для класса долго оставалось загадкой, почему нахалка новенькая называет строгую учительницу по отчеству Фёдоровной, а не Фридриховной, а та не возражает.
Ленка же мысленно молилась, чтоб не назвать эту учительницу с оговорки еще и Иродиадой.
Вторым уроком была история, и преподавателя этого предмета, добродушного балагура и охочего сплетника, одессита Семена Ефимовича, ушедшего на больничный, заменяла опять-таки географичка. И это было сюрпризом для Ленки и Камала.
Они пришли в класс, само собой — порознь, и за короткую переменку Ленка нашла, что сказать и своей соседке по парте, и новенькому Цветаеву, и Пантюше… и с некоторой заминкой, оправданной сюрпризом, плавно внесшей свою персону в класс географичке.
— Валька! Мне надо на «камчатку»! Я на первой парте двоек нахватаю! Ты же мне физику списывать не даешь, а алгебру решать мешаешь!
— Ну да, ну да, рассказывай…- отмахнулась бывшая соседка. — Скажи лучше, Джека Лондона под партой читать проще.
— Ну, и это тоже, — поторопилась согласиться Ленка. — Только ты не заложи меня.
— Катись!
— Цветаев! Двигайся, давай! Я привыкла к первому варианту!
— Что? — выпрямившись и щелкнув каблуками как бретер, вызверился на эту нахалку Цветаев. Он уже три дня искал повод для скандала с кем-нибудь, кроме тупой Пантелеевой, а та как раз предоставляла такие поводы ежеминутно. Остальные его просто не замечали. И вот на тебе! Каравелла на всех парусах, эта погибель зеленоглазая, на которую он и глядеть-то боялся…
— Что, простите, мадемуазель? Куда прикажете двигаться?
— На второй вариант, тебе не все равно? А мне не все… Я раб привычек…
— Раба…
— Ты двинешься, или тебя подвинуть?
— Попробуй…
— Ну, какие мы джентльмены, ладно, долой рабство, сяду на второй…
Оторопевший Цветаев похлопал золотистыми ресницам, и недоуменно оттопырил пухлую нижнюю губу. Паренек, по меткому наблюдению Камала, действительно был кругловат. Но опытные педиатры, по которым его затаскала любящая бабушка (тут угадала Лемешева), уверяли ее, что это щенячий жирок, и парень, набирая рост, весь его распустит в мышцы и крутые мускулы…
Лемешева обошла оторопевшего Цветаева и грохнула сумкой об парту. На первом варианте она настаивала, только чтобы служить заслоном для новенького от злого пыханья Пантелеевой.
Наташка Пантелеева сначала замерла, как кобра перед броском. А Ленка без экивоков, за спиной пребывающего в недоумении Цветаева, сделала в ее сторону выразительный жест — ребром ладони по горлу. «Кобра» тотчас распустила свой капюшон и плавно свернулась в кольцо. Цветаев поскреб затылок и решил, что класс готовит ему новый этап испытаний, разозлился на эту куклу, которая пошла застрельщицей и пообещал себе не давать ей спуску.
Между тем, в класс вплыла географичка, по звонку, она никогда не опаздывала и другим опозданий не прощала. Ее зоркий взгляд сразу же выцепил Ленку и, удовлетворенно кивнув, она изрекла.
— Сесть всем, кроме Лемешевой…
— Я проспала, Ираида Федоровна.
— Не сомневаюсь. А на последней парте ты почему оказалась? Досыпать собралась?
— Мне кажется, что здесь спокойнее.
— Ах, это тебе так кажется? Правда?
Ирония географички была настолько плотной, что казалось, класс погрузили в мокрый войлок.
— Кому спокойнее, Лемешева, тебе или учителям?
— Точно! — искренне восхитилась Лемешева.- И вам тоже! А что же вы раньше молчали?
— Как же это я молчала! Не я ль тебе твердила, что у меня из-за твоих закидонов предынфарктное состояние чередуется с предынсультным?
Первым не выдержал Цветаев. Он неожиданно для всех залился звонким и на редкость мелодичным хохотом. Класс разразился ответным хором. Смеялись дружно и только чуткому Камалу за этим хором померещился короткий звук охотничьего горна или удар колокола. Голос рока, как звон отдаленной свирели…* (2)
Цветаев внезапно для себя изменил намерение разобраться с этой куклой при первой же возможности, какие бы подлости она не замыслила и спросил.
— Слушай, а почему ты зовешь географичку Федоровной?
Ленка тут же напустила на свое румяное личико таинственное выражение и зловещим шепотом прошелестела.
— Это мрачная готическая тайна.
Цветаев опять рассмеялся и географичка, носительница мрачной готической тайны, испепелила дерзкого суровым взглядом. Новенький пригнулся к парте, но судьба его отныне была решена. Когда его новая соседка Ленка Лемешева, избегая ответа на ненужные вопросы, сбивала собеседника с темы разнообразными тактическими приемами, удержаться от смеха смешливому пареньку просто было невозможно. А Ленка, вполуха слушая объяснения учительницы, мысленно перенеслась в тесную лавчонку букиниста, где седоголовый продавец, перебирая запыленные стопки книг, терпеливо изыскивает по ее просьбе дореволюционное издание сказок Андерсена.
— Да, девочка, так есть… Я не Фридрих, найн… Федор Федорович, не Фридрих, пожалуйста…
Семья поволжских немцев в числе многих других таких же семей, претерпела немало странствий, пока не осела в этом теплом и солнечном городе.