Сама-то она назвала бы литераторшу Медузой Горгоной. Назвала бы, конечно, как не назвать! Такое прозвище просто просилось на язык. Но Ленка от природы была справедливым человеком, а недавно прочла в недетской редакции Овидия, и узнала доподлинно, что там у Медузы было с Артемидой и охальником Посейдоном, и за что безжалостная богиня девственница так жестко покарала несчастную, ни в чем не повинную Медузу. Ну, понятно, куда ей с ее стрелочками против трезубца… На девчонке отыгралась… После таких метаморфоз назвать литераторшу Горгоной было бы крайне несправедливо по отношению к Горгоне.
В то утро на уроке литературы Лемешева сидела на своей камчатке тихо как мышка и меланхолично прокручивала у себя в голове вариации на тему Овидиевых метаморфоз… На расстоянии своего легкого дыхания от чуткого уха Славки Цветаева! И вдруг эту идиллию прервал голос дочери Железного Господина. Дочери, вполне достойной своего отца, и даже возможно, еще более тугоплавкого прадеда, чью фамилию она носила. Голос Илоны Бектемировны Ташпулатовой.
- Лемешева! К доске…
- Иду! – вздохнула вызываемая, и пошла к доске, именно пошла, а не поплелась нога за ногу, как большинство учащихся на уроках литературы.
« Кругом меня цвел божий сад;
Растений радужный наряд
Хранил следы небесных слез,
И кудри виноградных лоз
Вились, красуясь меж дерев
Прозрачной зеленью листов;
И грозды полные на них,
Серег подобье дорогих,"
- Какие еще грозды! Это что за диалектизм! Откуда! Я даже и не слыхивала о таком! – возмутилась литераторша, прерывая унылую декламацию Лемешевой.
Ленка с некоторой жалостью взглянула в сиреневые глаза Илоны… Ну, и зачем же она так подставляется… Может, сказать, как ей слышится? Но ведь не с Лермонтовым же так поступать! Нет, жизнь и так полна неоправданных компромиссов…
- У Лермонтова – грозды…- тихо, но твердо отчеканила Ленка, и все же опустила свой взгляд, под грозным всполохом сиреневой молнии. Чтобы не окаменеть, ясное дело.
Литераторша выхватила у первого попавшегося под руку ученика книжку, быстро нашла нужный отрывок и изумленно протянула…
- Ну, надо же… Как же ты это заметила? Уж, наверное, потому, что до сих пор по слогам читаешь!
Засмеялся один Камал со своей крайней парты в первом ряду…
- Она даже на немецком читает бегло! – встрял почему-то Павло Скляр.
Илона резко повернулась к нему, а Ленка выразительно покрутила пальцем у виска, дескать, ты то чего нарываешься?
Кара не заставила себя долго ждать.
- Скляр, дневник на стол и выйди из класса.
Честный Павло, открыл, было, рот, но все та же Ленка от доски ему быстро промаячила расхожий жест водил и бульдозеристов, скрещенными руками, стоп!
- Ладно, я выйду, Илона Бектемировна, но справедливость от этого справедливостью быть не перестанет, - отозвался упрямый Скляр,на беду оставляя последнее слово за собой.
Зря он так поступил, Илона таковых не прощала…
Скляр вышел, метнув дневник на учительский стол, а Ленка поняла, дни этого славного парня в этой славной школе - сочтены…
- Читай! Чего стоишь? Еще кому-нибудь проблему создать вознамерилась?
Ленка мысленно махнула рукой на Овидия, ладно, небось, не окаменею и, глядя в лицо любимой учительнице, продолжила декламацию…
- Сначала!
Ладно, будет ей сначала… Бесстрашно глядя в лицо грозе, будто любуясь, и там было чем любоваться, она начала сначала.
Илона и правда была красавицей, директор московскому начальству не соврал!
Яркие глаза редкостного сине-серого оттенка под черными стрельчатыми ресницами освещали вдохновением ее лицо. Темные брови, по слову сказителей ,соболиные, только на солнце слегка отливали рыжинкой. Прямой, тонкий нос, немного узковатые, но безупречной формы губы, при минимуме косметики, тем не менее, были отчетливо прорисованы на этом лице. Как будто выточены резцом незаурядного медальера. Высокое чело в обрамлении густых медно-каштановыми волос безжалостно стянутыми в тяжелый узел на затылке, вполне гармонично дополняли облик Илоны. В профиль – камея, да и только!