Захар Петрович нахмурился.
— Ладно, разберемся.
Они вышли. Мы остались вдвоём с Колькой. Я улыбался. Он тоже.
— Думаешь, вернет Баба-Яга тебе пряники?
Он засмеялся.
— Она по тумбочкам у всех шарит. Конфеты, пряники, печеньки — всё забирает. Прям на глазах у всех. И орёт — не положено. Тараканов, мол, развели. И никто ей ничего сделать не может.
В палату вошла миловидная повариха с подносом. Выставила на тумбочку тарелку пшенной молочной каши с алюминиевой ложкой, стакан чая. Положила два тоненьких кусочка белого хлеба и яйцо.
— Поешь, принесешь в столовую посуду, — сказала она. — Понял?
Я кивнул. Холодная каша «улетела» за милую душу, как и яйцо. Запил холодным чаем с хлебом. Желудок вроде успокоился. Отнес посуду. На кухне у мойки сидела Баба-Яга и что-то злобно объясняла поварихе. Увидев меня, замолчала, потом бросила:
— Вот ходишь, ходишь за ними, жопу им моешь, а они тебе в лицо плюют! Никакой благодарности!
Я сделал вид, что её не услышал и ушел.
Захар Петрович зашел в кабинет, прошел к окну, открыл форточку, повернулся, взял со стола пачку сигарет.
— Садись, что встал? — бросил он Сергею Николаевичу. Тот сел, положив перед собой на стол толстую историю болезни.
— Ну, что? — хмуро поинтересовался молодой врач. — Убедился? Если не веришь, вот!
Он двинул к заведующему отделением историю болезни.
— Тут и рентгеновские снимки, и описание операции, анализы. Не мог я ошибиться! Повреждение позвоночника, позвоночного нерва, открытая черепно-мозговая травма. Сам не помнишь? Там же кости черепа из мозга торчали!
Захар Петрович достал из пачки сигарету, чиркнул спичкой.
— Я просто не знаю, как это объяснить, — продолжал Сергей Николаевич. Он помолчал, потом вдруг шепотом добавил. — Может, чудо какое?
Захар Петрович стряхнул пепел в пепельницу, открыл нижний ящик стола, вытащил бутылку коньяка «Белый аист», блюдечко с нарезанным лимоном, два стакана. Плеснул «на палец» в каждый.
— Бери!
— Да… — замешкался Сергей Николаевич.
— Бери, говорю! — повысил голос Захар Петрович. — Пей!
После того, как они выпили, зажевав коньяком, заведующий отделением сказал:
— Значит так. Состояние этого пацана после ДТП я прекрасно помню. И то, что ты отличный хирург, всем хорошо известно. Поэтому спорить об ошибках в диагностике смысла нет. А вот дальше… Ты видел другого пацана, его соседа по палате?
Он на минуту глянул в таблицу на столе:
— Воронцов Николай 9 лет, аппендицит, прооперирован три дня назад. Видел его?
— Ну, видел, — ответил Сергей Николаевич. — Аппендицит у него был, сам же сказал.
— Так вот, — Захар Петрович выдержал паузу. — У него ДЦП с самого рождения. Спастическая гиплегия. А ты видел, как он сегодня по палате носился?
— Блин! — с чувством сказал Сергей Николаевич. — Не может быть!
— Вот! Вчера еле-еле ковылял, а сегодня бегает. Бегает! За этой Бабой-Ягой вприпрыжку побежал. Я чуть язык себе не откусил, когда это увидел.
— Ничего не понимаю.
— Вот и я тоже…
— Главврачу сообщил? — Сергей Николаевич потянулся к пачке сигарет.
— С ума сошел? — Захар Петрович подвинул ему пачку поближе. — Что я ему сообщу? ДЦПшник у нас в отделении побежал? А потерпевшего в ДТП с открытой ЧМТ и переломанным позвоночником домой выписываем в связи с полным выздоровлением? И шрамы у него на голове годовалой давности?
— И что делать? — Сергей Николаевич затянулся, закашлялся.
— Понятия не имею! — Захар Петрович покрутил головой, разминая шею. — Думать надо.
Захар Петрович плеснул коньяка по стаканам еще на глоток.
— У меня уже никаких мыслей в голове не осталось! — буркнул он. — В бога чуть ли не поверил. Осталось только воскреснуть кому-нибудь в нашем отделении.
— Тьфу, тьфу, тьфу! — Сергей Николаевич развернулся, символически сплевывая через левое плечо, постучал по столу. — Только у нас летальных случаев не хватало! В этом году пока ни одного.
— Не дай бог! — согласился Захар Петрович. — В общем так, больного Воронцова я на тебя перепишу. Ты за ними обоими понаблюдай. Пару дней Воронцов еще полежит. Ковалева можно дня три потянуть. Проведешь комплексное обследование. Рентген, анализы — всё! Гастроскопию, ЭКГ — всё по максимуму. Направления на обследования в другие отделения мне занесешь сам, лично. И не надо кого-нибудь еще в известность ставить. Займись прямо сегодня.
— Понял!
— А к главному я сам схожу, — Захар Петрович вздохнул. — Поговорю тет-а-тет. Только, пожалуйста, рот на замок. И чтоб Зина тоже ни гугу. А то у баб язык, что помело…