В комнате, площадью 20 метров появился еще один комод, разделяющий спальное место от зоны приема гостей, и моя гордость – огромная кровать, собранная накрепко из остатков ДСП от шкафов, покрытая слоем солдатских матрацев и оббитая шинельным сукном. К жесткости привыкли быстро, к тому же ко всему родному и только твоему тянет, что и заставляет нравиться.
Покупка цветного телевизора «Тембр», как положено, через все хитросплетения присущие 1990 году, а так же подержанного холодильника, дополнили интерьер. Хотя нет, через полгода появилась старая, подаренная родителями Ии «стенка», куда перекочевали все блестяшки и стекляшки, хоть сколько-нибудь притягивающие взгляд.
Мои же расщедрились на разборную тахту, видавшую виды еще моего младенчества. Конец определенного отрезка времени в правлении Горбачева моим командиром ознаменовался выбрасыванием портрета генсека в коридор, «спасенный» не столько моей добротой или преданностью этому первому и последнему советскому президенту, странным образом любимым только народом Германии, сколько давними поисками столешницы для журнального столика.
Изделие получилось на редкость изящным, хотя всетаки больше оригинальным и при этом практичным. Лакированная поверхность дорогого портрета, как нельзя лучше соответствовала праздничным настроениям семейных и дружеских собраний, так и желанию генсека – быть ближе к народу, буквально поддерживая своей отретушированной головой яства и напитки, благородно не касаясь их даже взглядом…
Стечением обстоятельств по распределению я попал в столицу, где базировалось подразделение. Но частые командировки не давали возможности почувствовать себя в полной мере «москвичом», пока по чьему-то ходатайству Ия наконец не устроилась работать в один из музеев. По профессии она была реставратором и очень обрадовалась появившейся возможности проявить себя соответственно своему профилю, да еще сразу заместителем начальника лаборатории в отделе реставрации. Правда в ее подчинении было всего три человека, которых кроме капания и восстановления древностей более ничего не интересовало, и уж тем более место, на которое попала моя супруга.
По возможности, я заезжал за ней, тем более, что путь домой по схеме метрополитена в район 5-ой Кожуховской улицы пролегал почти рядом. Дорога от станции метро «Автозаводская» до нашей «норки», проходила и мимо гаражей, и по симпатичному скверику, а так как я после известной истории в Петербурге, переживал по каждому поводу, и считал себя ответственным за каждый ее шаг, то препровождение по этому маршруту стал считать своей обязанностью… – очень, знаете ли, приятной обязанностью. Да и за целый день, проведенный на службе, что уже говорить о командировках, просто успевал соскучиться. Между прочим, было приятно осознавать, что человек, к которому ты так спешишь, испытывает взаимные чувства, а по силе может и большие…
…Первая ночь, проведенная в, тогда еще, совершенно голых стенах пустой квартиры, когда и столом, и кроватью служили два матраца, положенные на старый толстый ковер, доставшийся моему деду Алексею в виде контрибуции вместе с мобильной фронтовой квартирой на колесном ходу от генерала германской армии. Сверху Ия, будто бы, небрежно набросила шелковые вишневые простыни – от куда-то взявшаяся редкость, что венчала подносом и двумя подсвечниками, то ли серебряными, то ли посеребренными, с зажженными свечами. Так выглядело начало нашей самостоятельности, отпразднованное бутылкой полусладкого Советского игристого шампанского, доставшегося по случаю.
Весь окружающий мир перестал для нас существовать. Лишь два человека, с еле прикрытыми, полуобнаженными телами, оттеняющимися пляшущими отблесками света, падающего от свечей, нарушали долго продлившееся одиночество этого помещения. Их тихий спокойный разговор, перемежающийся то нотками нежности, то поцелуями, то, пардон, учащенным дыханием, мог заинтересовать только их, и только одним из них вспоминался в течении еще многих лет, пока не перестало биться его сердце, а вместе с ним не пропала и память о единственной и неповторимой женщине всей его жизни.