Пораженный спокойствием, написанным на ее исполненном возвышенной красоты лице, в каждой линии ее стройной грациозной фигуры, виконт на мгновение замер и, встретив холодный равнодушный взгляд карих глаз, сконфуженно опустил голову.
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя от смущения. Подойдя к расположенной в правой стене залы двери маленькой комнаты, Ротерби открыл ее, поклонился и пригласил девушку войти.
— Прежде чем уйти, я прошу вас уделить мне пять минут, Гортензия, — его голос был в равной мере просящим и повелительным.
После краткого раздумья она слегка наклонила голову и направилась туда, куда приглашал ее виконт.
Это была солнечная комната, окрашенная в светлые тона и изысканно обставленная, с высокими стеклянными дверьми, открывавшимися в сад. Две трети площади выложенного полированным камнем пола закрывал светло-зеленый ковер с фестонами в виде розовых бутонов. На отделанной белым деревом стене сияло зеркало, по обе стороны которого были укреплены канделябры из позолоченной бронзы. В маленькой нише стоял открытый спинет[31], на котором лежали ноты, несколько книг и стояла изумрудно-зеленая глиняная чаша с розами, наполнявшими комнату сильным ароматом. Рядом с двумя изящными столиками соседствовали кресла, гобеленовая обивка которых была расшита иллюстрациями к басням Лафонтена.
Гортензия считала эту комнату своей гостиной, что признавалось всеми — даже графиней.
Виконт, аккуратно затворил дверь. Гортензия села на стул у спинета, повернувшись к инструменту спиной и положив руки на колени, с холодной невозмутимостью ожидая объяснений.
Ротерби встал рядом с девушкой, опершись локтем об угол спинета. Его смуглое с крупными чертами лицо обрамляли ниспадавшие завитки парика.
— Я лишь хотел попрощаться, Гортензия, — сказал он. — Наконец-то я покидаю Стреттон-Хауз. Уезжаю сегодня же.
— Я рада, — ответила она ровным бесцветным голосом, — что все устроилось и вы теперь можете поступать, как вам заблагорассудится.
— Вы рады? — спросил он, чуть нахмурившись и слегка наклоняясь к девушке. — Вы рады? За мистера Кэрилла?
Она спокойно и бесстрашно посмотрела ему в лицо.
— И за вас тоже.
Темные беспокойные глаза виконта впились в глаза Гортензии, но она не дрогнула под его пристальным взглядом.
— Это правда? — требовательно произнес он.
— Отчего же. Я не жажду вашей смерти.
— Вы желаете, чтобы меня здесь не было! — воскликнул он. — Вы этого хотите? Сознайтесь, вы только об этом и мечтаете?
— Я даже и не думала об этом, — заявила Гортензия с безжалостной прямотой.
Он тихо и злобно рассмеялся.
— Итак, никакой надежды, верно? Вы даже и не думали об этом — может быть, вы даже и не вспоминали обо мне?
— Разве это не лучшее из того, что я могла сделать? Вы не дали мне повода думать о вас хорошо. С моей стороны было весьма любезно — не думать о вас вообще.
— Любезно? — передразнил ее Ротерби. — Вы полагаете, это любезно — забыть меня, человека, который вас любит?
Гортензия тут же поднялась на ноги и направилась к двери, на ее щеках появился румянец.
— Ваша светлость, — сказала она, — нам не о чем больше говорить.
— Нет, есть! — воскликнул он. — Я хочу сказать еще кое-что.
Ротерби преградил ей путь.
— Я попросил у вас встречи не только для того, чтобы попрощаться, — его голос внезапно смягчился. — Прежде чем уехать, я хочу услышать, что вы прощаете меня. — В его тихом голосе послышались нотки раскаяния. Он опустился перед девушкой на колени и протянул к ней руку. — Я не встану, пока не получу прощения, дитя мое.
— Что ж, если это все, что вам надо, то я охотно вас прощаю, — ответила она по-прежнему бесстрастно.
Виконт нахмурился.
— Охотно! — воскликнул он. — Вы прощаете меня слишком охотно, чтобы быть искренней. Такое прощение я не приму.
— Вам трудно угодить. Хорошо. Я прощаю вас от всего сердца.
— Правда? — воскликнул Ротерби и попытался поймать ее руки, но девушка спрятала их за спину. — Вы не питаете ко мне неприязни?
31
Спинет — разновидность клавесина, предшественника современного фортепиано; отличался небольшими размерами и прямоугольной формой.