— Мне казалось, — заговорила ее светлость, — будто вы хотели сказать нам нечто важное. Вместо этого вы задаете вопросы.
Мистер Кэрилл шевельнулся в кресле. Взглянув на графиню, улыбнулся.
— Я хотел, чтобы вы сами сказали мне — зачем вам моя смерть, — медленно произнес он. — Но вы не желаете отвечать. Что ж, ладно. Я понимаю, вам стыдно, отчего — в общем-то, нетрудно догадаться.
— Сэр! — вскричал Ротерби, привстав с кресла.
— Отпусти его, Чарлз, — вмешалась мать. — Тем быстрее он свернет себе шею.
— В таком случае, — сказал мистер Кэрилл так, будто его не прерывали, — я изложу вам свои соображения, почему вы должны прекратить это дело.
— Ха! — ухмыльнулся Ротерби. — Для этого потребуются очень веские причины!
Мистер Кэрилл повернулся в кресле так, чтобы видеть лицо милорда.
— Это очень веские причины, — произнес он столь внушительно и серьезно, что его собеседники непроизвольно напряглись. — Столь же веские, как и те, по которым я предпочел не пускать в ход свою шпагу и пощадить вашу светлость. Из этого вы можете сделать вывод о том, насколько серьезны эти причины.
— Однако вы не объяснили нам, о чем идет речь, — проговорила графиня, стараясь справиться с охватившей ее тревогой.
— Сейчас объясню, — ответил мистер Кэрилл и вновь обратился к Ротерби: — В то утро, впрочем, как и в любое другое время, у меня не было причин любить вас, ваша светлость. У меня не было причин сомневаться — даже вы в глубине души могли бы это признать, имей вы сердце и способность заглянуть себе в душу — у меня не было причин сомневаться в том, что, пустив в ход клинок, я совершил бы благое дело. Вы сами это подтвердили, бросившись на меня со спины сразу после того, как я подарил вам жизнь.
Ротерби ударил кулаком по столу.
— Если вы рассчитываете на нашу благодарность…
— Ну что вы, я пытаюсь внушить вам не чувство благодарности, — ответил мистер Кэрилл, подняв руку, — а чувство ужаса от содеянного. — Его голос загремел: — Так знайте же! Если в то утро я не решился пустить вам кровь, так только потому, что это та самая кровь, что течет и в моих жилах, ведь вы — мой брат, ваш отец был также и моим отцом. Только поэтому я не пожелал поднять на вас руку.
Кэрилл говорил, что желает вселить в них ужас, и это ему удалось. Все присутствующие сидели, охваченные этим чувством, глядя на Кэрилла, разинув рты — даже Гортензия, которая знала и понимала куда больше остальных.
После длительной паузы заговорил Ротерби.
— Вы мой брат? — спросил он бесцветным голосом. — Мой брат? Как вы сказали?
К графине вернулся дар речи.
— А кто ваша мать? — В ее голосе звучал вызов — не сидящему перед ней человеку, а памяти несчастной Антуанетты Малиньи. Лицо мистера Кэрилла покраснело до корней волос, затем вновь побледнело.
— Этого я вам не скажу, ваша светлость, — заявил он холодным, надменным голосом.
— Рада видеть столь порядочного человека.
— Вы ошибаетесь, — сказал мистер Кэрилл. — Мною движет уважение к моей матери, — он в упор посмотрел на ее светлость. Взбешенная графиня вскочила на ноги.
— Что вы сказали? — взвизгнула она. — Вы слышали, Ротерби? Он не желает произнести в моем присутствии имя этой шлюхи из уважения к ней!
— Стыдитесь, ваша светлость! Вы говорите о его матери! — возмущенно воскликнула Гортензия.
— Все это ложь! От начала и до конца ложь! — крикнул Ротерби.
— Этот человек хитер, как бес!
Мистер Кэрилл встал с кресла.
— Именем Господа и всем, что для меня свято, я клянусь, что сказал правду. Я клянусь, что лорд Остермор, ваш отец — и мой отец тоже. Я родился во Франции в тысяча шестьсот девяностом году, и у меня есть соответствующие документы, и вы, Ротерби, их можете прочесть.
Его светлость поднялся.
— Покажите, — сказал он.
Мистер Кэрилл вынул из внутреннего кармана маленький кожаный бумажник, который ему дал сэр Ричард Эверард. В нем лежала копия свидетельства о крещении, выданная канцелярией церкви Святого Антония в Париже.
Ротерби протянул руку, но мистер Кэрилл лишь покачал головой.
— Станьте рядом со мной и читайте.
Ротерби не стал спорить, подошел поближе и прочел составленный по всем правилам документ, подтверждающий, что сэр Эверард доставил для крещения в церкви Святого Антония младенца мужского пола, заявив, что он — сын Джона Кэрилла, виконта Ротерби, и Антуанетты Малиньи и что мальчику при крещении дано имя Жюстен.
Его светлость отошел в сторону, повесив голову. Его мать смотрела на сына, постукивая пальцами по подлокотникам кресла. Ротерби обернулся.