ПЕТР. А плохо лежала у него каждая щепка!
СТЕПАНИДА. Гад ты такой! Дня не прошло, как обещал шубу, а уже — чтоб ты сдохла!
ПЕТР. Да не говорил я такого!
СТЕПАНИДА. Вот, значит, уже и не говорил! От своих же собственных слов открещиваешься, ирод окаянный! Шубы для матери родной пожалел! А что люди про меня говорят, его не волнует! А они смеются, пальцами тычут, говорят: «Смотри! Смотри! Эта та пошла, у которой сынок народ грабит, а она в драном пальтишке, пятнадцать лет носит!» И ха-ха-ха, и хи-хи-хи… А сынок родненький с дружками своими, ворами подзаборными, водку пьянствует, матом на детей малых ругается, в карты на деньги играет с шулерами разными…
ПЕТР. Да будет тебе шуба… Завтра! Только успокойся!
СТЕПАНИДА. Я сказала: не нужна мне шуба из твоих лап… Разве ж дело в шубе? Дело в твоем ко мне отношении… Я тебя родила, кормила, поила, мучилась с тобой, думала все, чтобы ладный вырос… А ты вон рецидивистом заделался… Да еще и скупердяйствуешь! Как в глаза людям смотреть!
ПЕТР. Да принесу я тебе шубу, принесу… завтра же!
СТЕПАНИДА. Не нужна мне твоя шуба! Чем такого сына иметь, лучше не иметь его вовсе!.. Жидом стал!. А грозился золотом с ног до головы засыпать…Я ведь до сих пор помню, как говорил… Говорил, когда, дескать, вырасту, я же тебя завалю деньгами…Восемь лет было, не боле… Где они, твои деньги? Даже шубу, и ту зажилил… Прав был отец-покойничек, как в воду глядел, про зенки эти твои говорил… Так оно и вышло… По свету пустил…
ВАСИЛИСА. Зинку выгнал, Стасика обругал, на Степаниду Ивановну уже наезжает! Адреналин тут из себя на всех нас выпускает!
СТЕПАНИДА. Да знала ли я, когда с ним по больницам ходила, чем дело закончится? Знала ли я, когда ночей бессонных не спала, какой будет результат? А результат, он вот! (Выбегает в прихожую, и через несколько секунд оттуда вылетает рваное бардовое пальто.)
ГОЛОС БАБУШКИ. Да даже и не желаю я ни об чем больше с тобой разговаривать! Когда вырасту, говорил, я тебя завалю деньгами… Восемь лет было, не боле… (Хлопает дверью.)
ПЕТР. (жалобно) Куда она?
ВАСИЛИСА. Наверно, к соседке, Алевтине…
ПЕТР. Ты-то как ко мне относишься?
ВАСИЛИСА. Ты же знаешь, жена я как будто бы тебе…
ПЕТР. Я говорю о чувствах…
ВАСИЛИСА. Ты говоришь, чуйства… Какие могут быть чуйства? Может, раньше они и были… Помнишь, предлагал когда на себе мне жениться… Про замок плел… Сам зажимал меня, а говорил про замок, что, мол, в замке будем жить… А я ведь, дура, верила тогда… Какой дурой была вообще! Представляла агромадный сказочный замок со сторожевыми башнями и вышками, а во всем замке только мы с тобой: ты и я… Ты могучий и сильный мужчина с крепким телом и в шлеме на голове, а я стройная и худенькая девочка, как цветок лотоса, как лиана… На мне серебристое платье с блестками, точно такое же, как у воспитательницы из детдома, — она еще потом умерла от свинки, когда не помыла руки, на тебе — кольчуга пятнистая, как у Ильи Муромца, что из басни…У тебя еще в одной руке был щит, на котором ты подносил мне шоколад и пирожные, а в другой палица, которой ты защищал замок от гадов ползучих, фашистов недобитых…
ПЕТР. Как красиво ты рассказываешь! (восторженно) Василиса!
ВАСИЛИСА. Раньше, может, и были чуйства… Сейчас нет никаких чуйств… Ты не тот, да и я уже другая…
ПЕТР. Ты была такой… такой… такой сочненькой… Ну почему мы так редко вспоминаем, что было? Почему так редко говорим?
ВАСИЛИСА. Не зря ведь, кто прошлое помянет, у того глаз вон…
ПЕТР. А кто забудет, оба… Василиса!
ВАСИЛИСА. В общем-то, не такое плохое было время… Ты еще не сидел, я еще не знала мужиков… Да, славное было время!
ПЕТР. Василиса! Давай воскресим былое! (Придвигается к ней.)
ВАСИЛИСА. Кобель поганый! Нашел слабую жилку… Ну уж нет… Проституткам вокзальным про замки рассказывай, а мне нечего… Я уже не такая дура, как раньше…
ПЕТР. (встает и идет на нее) Ты ведь сама говорила, что любишь… как медведь бороться!
ВАСИЛИСА. Я те не дам, не дам, не дам! Даже не проси! Иди к Дуньке Кулаковой!
ПЕТР. Я с тебя угораю… Что ты как заклинание какое — «Не дам! Не дам!» Слышь, может, хватит заниматься садомазохизмом? Может, мы щас с тобой того, а? Ну, забудем про все?
ВАСИЛИСА. Ага, как это по-немецки? Аус дрюк? Или по-английски? Рукен брич? Так? Одним словом, кувыркайки на батуте? Да?