Выбрать главу

Он уже начал подумывать: а не применить ли ему метод Дж. Росмонда, навязываемый ему Ви? Может, холодный душ прочистит ему мозги, и решение появится само.

Но звонок в дверь прервал этот едва начавшийся процесс возрождения и перехода к здоровому образу жизни. Наверное, Дж. Росмонд сжал кулаки в бессильной злобе.

В квартиру его, как всегда без приглашения или хотя бы уведомления о визите, ввалился кошатник Борис Климов.

— Привет, привет! — радостно пропыхтел он.

Он водрузил на журнальный столик огромную дорожную клетку с Варфоломеем, постучал по ней, промурлыкав несколько ласковых фраз своему любимцу, и только после этого глянул на хозяина дома. В глазах его светилось всеобожающее добродушие абсолютно счастливого человека.

— Только что из аэропорта, даже вещи в квартиру не закинул, — сообщил он оторопевшему Александру. — Не хочу Вафочку выпускать, я ненадолго.

— Вафочку? — переспросил сэр Доудсен, с сомнением глянув на клетку, которую целиком заполонил огроменный серый кот.

— Ха! — Лысый череп Климова налился краской, став похожим на перезрелый помидор. — Ты знаешь, кто придумал ему это прозвище? Виолетта! Да, да. Она его назвала Вафи. Ты не поверишь, у моего Варфоломея от этого прозвища улучшилось настроение. Леди Харингтон, эта умнейшая женщина, быстро поняла почему. Веришь ли, она читала, что коты и вообще все животные лучше переносят короткие клички, состоящие из двух слогов и кончающиеся на "и". И не правы те хозяева, которые называют своих котов, ну и прочих животных как-то вычурно.

Беатриче там или Сигизмундия. Теперь-то я понимаю, это красиво, но для ушей животного, а особенно кота, неприятно. Теперь я понял, а тогда у нас с леди Харингтон была длинная дискуссия. Виолетта — ангел, сразу приняла мою сторону и держалась ее до последнего. Пока сам доктор Уинсли не подтвердил предположение ее матери.

Представь, как только я начал звать Варфоломея Вафи, он тут же перестал шевелить ушками. Даже когда третьего дня была жуткая гроза, собаки выли за окном и птицы так и метались у земли, так и метались. А моему Вафи хоть бы хны. Он вообще всю поездку был в прекрасном расположении духа. Только слегка взгрустнул, когда прощался с Виолеттой.

Александр, обессилев от потока слов, извергаемого кошатником, рухнул в кресло. У него сдавило виски.

Климов расценил это как предложение и сам плюхнулся в соседнее.

— Хочу тебе сказать, — он вдруг заговорил тише и проникновеннее, — я понимаю твои чувства к Виолетте. Не думай, я понимаю и всячески одобряю твой выбор. Она — чудесная девушка. Да что там чудесная, — он хлопнул ладонью по колену, — превосходная! Тебе повезло, приятель!

Истинно повезло! Просто нечеловеческое везение — заполучить в жены такую девушку.

— Благодарю, — проскрипел сэр Доудсен, который прекрасно существовал без напоминаний, что с некоторых пор он является женихом Ви.

— Нет, правда. Кстати, она передает тебе привет и весьма сожалеет, что ты так редко ей звонишь.

— Она тоже меня не балует, — ответил Александр.

— Это же девушки! — наставительно проговорил кошатник. — Они ждут до последнего, а потом обижаются.

Прискорбная, доложу я тебе, ситуация. Но Виолетта — она просто святая. Она постоянно рассказывала о тебе, о том, какой ты замечательный, какой добрый, умный, честный, одним словом, я у тебя как раз поэтому.

— «Поэтому» почему?!

— Ну.., видишь ли… — смутившись, замялся Борис, однако сделал над собой усилие, снова хлопнул ладонью по колену и продолжил:

— Она меня сильно вдохновила.

И я решил, что должен тебе помочь. Ты совсем один в чужой стране. И на плечах у тебя абсолютно гиблое дело.

Вот, думаю, нужно такому хорошему человеку помочь. Тем более что я ведь тебе обязан. Очень сильно обязан. Ты предупредил меня о салфетках, о всех этих тонкостях этикета…

— Но, насколько я помню, мы квиты.

— Это-то да, но все-таки… Я же не знал, что все так здорово получится. Я ведь произвел впечатление. Я был великолепен за столом. Да моя мама разрыдалась бы от гордости, если бы увидела. Так что выкладывай, друг, выкладывай все без утайки. Я пришел тебе помочь, и баста.

Не уйду, пока не сделаю для тебя что-нибудь полезное.

Александр уже было потянулся за тростью, дабы привести в чувство разгоряченного визитера, но передумал.

Новоявленный Дон Кихот действительно мог ему пригодиться.

— Насколько хорошо вы знаете компанию Бессмертного? — осторожно поинтересовался он.

— Ты чо, брат! — радостно воскликнул тот. — Я по ней диссертацию могу написать. Он же мой конкурент.

— Интересно, кому он не конкурент?.. Ну да ладно.

Мне бы хотелось кое-что ему продать.

Климов прищурился:

— Так, чтобы хозяин пока не знал? Так сказать, товар — инкогнито?

— На вашем языке «кот в мешке», — усмехнулся сэр Доудсен.

— Хорошая шутка, — оценил кошатник. — Будем действовать через подставные фирмы. Есть у Бессмертного такая слабость — заводить кучу фирм-спутников, которые самостоятельны в юридическом смысле слова, но на деле входят в его концерн. Сеть этих фирмочек, выполняющих всякую мелочь, — это его конек.

— Но ведь они должны сообщать о происходящем в центр.

— Знаешь, — задумчиво изрек кошатник, — в большом стаде всегда найдется пара-тройка больных овец. Чем больше стадо, тем больше больных овец — от этого не уйти.

И вообще, за таким количеством фирм трудно вести надлежащий контроль. Где-то в Сибири или в Саратове обязательно сыщется конторка, про которую уже давным-давно забыли. Открыли ее для какого-нибудь левака лет пять назад, дело сделали, а закрыть поленились. А потом все быльем поросло. Но люди-то там работают, и документы, свидетельствующие о причастности Бессмертного к ней, в полной сохранности. Так что нужно эту конторку только отыскать да прикупить того человечка, который там сидит. Наверняка обиженный, что центр его забыл.

— Но я должен что-то сделать для вас взамен, — предположил Александр.

Борис только руками на него замахал:

— Да ты чо! Я ж от чистого сердца. И потом, — тут он кашлянул, — не все тонкости этикета мы еще изучили, ведь так?

* * *

Маша ввалилась в квартиру уже за полночь. Близились съемки клипа, и, чтобы не затягивать работу перед камерами, Вовик гонял ее и кордебалет до самой ночи. Пришлось отменить спортклуб с массажем и солярием. Правда, о последнем решении Бобров отозвался раздраженно:

— Народу не танцы ваши нанайские нужны, а твоя смазливая, загорелая рожа.

В последние дни он был очень груб с ней. Маша едва не плакала после каждого их разговора. Он вполне спокойно и вежливо общался и с Вовиком, и с Игнатом, и даже с ребятами из танцевальной группы. Но что касается солистки. — на нее он неизменно смотрел с плохо скрываемым раздражением. Это в лучшие дни. В худшие — с откровенной злостью. За малейший проступок он распекал ее так, словно она виновна по меньшей мере в «третьей» мировой войне. Оступилась, когда танец показывали на днях, так такое началось — Серж ее с грязью смешал.

Обозвал «коровой на ходулях», «каргой», «толстухой» и «неумехой».

Немного спасал ситуацию Егор. Теперь он старался встречать ее с репетиций. Когда мог, но часто не получалось — все время отнимало новое дело. Какое — пока он не говорил. Скрывал, чтобы сюрприз сделать.

Александр звонил пару раз, спрашивал, как жизнь, сочувствовал, что ей приходится так много работать. Пытался пригласить ее в Третьяковку. Так смущался, несчастный! Объяснял, что невеста настаивает, чтобы он туда сходил. Мол, желает видеть у алтаря высококультурного человека.

«Дурочка какая-то, — подумала Маша. — Можно подумать, Александр и без Третьяковки недостаточно культурен. Бред! Ей повезло, можно сказать, а она еще веревки из него вить пытается. И как это такие замечательные мужики все терпят! Наверное, она красавица писаная».