Шкура
Когда-то люди обёртывались шкурами убитых животных для того, чтобы не мёрзнуть в холода. Но они не забивали мамонтов ради шкур впрок.
Шли годы и тысячелетия. Мы уже давно не наматываем шкуры на чресла, ну, по крайней мере, необработанные шкуры. Но до сих пор актуальна поговорка «своя шкура дороже». А что такое эта шкура? Когда-то эта фраза подразумевала личную безопасность, и только. А сейчас?
А сейчас — шкура неизмеримо растянулась. И защитной шкурой мы покрываем не только себя лично, в шкуру мы укутываем практически весь свой личный мирок: себя, своих детей, свою квартирку (или дворцы — у кого что), свою любимую «тойоту» (или гараж «ламборджини»), свои банковские счета, свои яхты и самолёты или облупившуюся халупу на шести сотках, свои жизненные ценности и приоритеты, своё рабочее место, даже если вы — простой вахтёр в офисе. Это наша шкура. Мы укрываем ею то, что нам наиболее драгоценно. И если какая-то часть нашего драгоценного внезапно оказывается под воздействием внешнего мира, мы чувствуем, что шкура порвалась, что мы — голые, нам холодно. И мы стараемся, чтобы шкура была толще и надёжней, чтобы была возможность сменить изодранную — запас впрок. Одним это удаётся, у других нет стада мамонтов, а у кого-то в запасе лишь тощий ишак, но ведь это тоже потенциальная шкура! Значит, у меня всё хорошо, на крайний случай и на чёрный день есть спасение.
Какою бы ни была шкура, растягивать до бесконечности её не выйдет. И мы, норовя поплотнее завернуться от сквозняков, начинаем выбрасывать из-под неё всё лишнее и всех лишних. Совесть призывает поделиться одеялом с обездоленным — да вроде бы это правильно, но... а вдруг у самого бочок откроется? Вон нищебродов! Бог подаст! Пожертвовать деньги больному ребёнку — что, деньги?! а что я сам без них буду делать? Я вот в Турцию хочу съездить (вариант — мне необходим личный космический корабль), и вдруг не хватит, что же это я своими желаниями буду жертвовать? Нет уж, милосердие-змею лично я удушу, пусть и почувствую себя подлецом, зато буду жить как хочу, а добрых людей на свете немало, пусть скинутся по сто рублей, не обеднеют. Ну и так далее. И, удушив раз «змею» милосердия, мы выбрасываем её на помойку, а её проклёвывающихся робких детёнышей душим ещё успешнее, пока не начинаем не понимать, а что это за «милосердие» и при чём тут я? Боливар не вынесет двоих! Знакомо? Думаю, что да. Но мы при этом совершенно уверены в том, что мы — исключительно порядочные люди, а кто же нам скажет обратное? совесть-то давно на помойке, а мнение других... ну, своё интереснее и важнее.
Из-под шкуры выбрасываем друзей, надоевших жён, ненужных детей, но бережно храним нажитое барахло, каким бы оно ни было — квартирка в хрущёвке или резиденция на Лазурном берегу с причалом для яхты ста метров в длину и гаражом на сорок машин. Разве не так? Вот положа руку на сердце?
В этом и заключается самое главное отличие человека-потребителя от человека социального. Потребление как смысл жизни, потреблять, потреблять, накрывать всё доставшееся шкурой, чтобы целее было, выбрасывать из-под неё всё и всех, кто стал неважен или может составить конкуренцию в единоличном потреблении! Уплотнять шкуру, чтобы не рвалась, пришивать к ней новые куски, чтобы всё, что потребил, было в безопасности!
Потребитель забывает, что и он смертен. Но лишь на пороге вечности он понимает, что ему не удастся забрать с собой так тщательно сберегаемую шкуру и всё, что под ней напихано, наоборот, сейчас она, любимая, достанется другим, а его самого из-под шкуры вытащат и выбросят. Как когда-то выбрасывал он сам. Это неотвратимо. И он впервые смотрит самому себе в глаза. И это больно.
И... знаете что? Мне этих шкуроносцев совсем не жалко. По заслугам и честь.
15.02.2019