На плацу гулял ветер. Не теплый кубанский, конечно, но все же весенний. Теперь пора не любви, а войны. Русские наступают зимой, немцы — весной и летом. С развевающимся волчьим знаменем группа кубанцев под командованием Шкуро объехала строй полка. Оркестр играл «Боже царя храни». Когда официальная часть кончилась и скомандовали «вольно», Шкуро выступил в своем новом амплуа:
— Пора нам русским мужикам до русских баб добраться. А то у них там уже…
— Может быть, напрасно это, Андрей Григорьич, — шепнул Колкин. — Не надо здесь такое.
— Ты погляди, как смеются, — возразил генерал и продолжал: — У нас в Пашковской был случай — баба казака изнасиловала, а он жаловаться атаману пошел. Тот спрашивает: «Ты как…»
Фон Панвиц наблюдал с интересом. Смеются — значит, хорошо.
Однако в штабе дивизии разговор пошел другой.
— Андрей Григорьевич, — тщательно выговаривал русское имя Панвиц. — В Восточном министерстве рейха, которым руководит Розенберг, создано Казачье управление. Его начальник — Гимпель, помощник — Гензель. Мы получили оттуда инструкцию относительно вас, временно воздержаться от назначения генерала Шкуро в дивизию, А я бы сразу дал вам полк.
Казаки!
Казачьи Войска никогда не признавали власти большевиков. Старшие Войска, Донское, Кубанское, бывшее Запорожское, Терское и Уральское, бывшее Яицкое, жили в давние времена своей государственной жизнью и не были подвластны Московскому государству. Вольные, не знавшие рабства и крепостного труда вы, Казаки, закаляли себя в боях. Когда большевизм поработил Россию, вы с 1917 года по 1921-й боролись за свою самостоятельность с врагом, во много раз превосходящим вас числом, материальными средствами и техникой. Вы были побеждены, но не сломлены. На протяжении десятка лет, с 1921 по 1933 год, вы постоянно восставали против власти большевиков. Вас морили голодом, избивали, ссылали с семьями, с малыми детьми на тяжкие работы на Крайний Север, где вы погибали тысячами. Вас расстреливали, уничтожали. Вам приходилось скрываться, вести жуткую жизнь постоянно гонимых и ждущих казни людей. Ваши земли были отобраны. Войска ваши уничтожены. Вы ждали освобождения, вы ждали помощи!
Когда доблестная Германская армия подошла к вашим рубежам, вы явились к ней не как пленные, но как верные соратники. Вы с семьями, всем народом, ушли с германскими войсками, связали свою судьбу с ними, предпочитая все ужасы войны, биваки и зимнюю стужу, кочевую жизнь — рабству под большевизмом. Все, кто только мог сражаться, взялись за оружие. Второй год вы сражаетесь плечом к плечу, стремя к стремени с германскими войсками. Вы пережили весь ужас власти большевиков, и вы никогда с ней не примиритесь. Германская армия нашла в вас честных и верных союзников!
В воздаяние заслуг ваших на поле брани, в нынешнюю величайшую воину совершенных, в уважение прав ваших на Землю, кровью предков ваших политую и вам тысячу лет принадлежащую, в сознании прав ваших на самостоятельность, считаем долгом нашим утвердить за вами, Казаками, и теми иногородними, которые с вами жили и с вами доблестно сражались против большевиков:
1. Все права и преимущества служебные, каковые имели ваши предки в прежние времена.
2. Вашу самостоятельность, стяжавшую вам историческую славу.
3. Неприкосновенность ваших Земель, приобретенных столькими трудами.
4. Если бы военные обстоятельства временно не допустили бы вас на Землю предков ваших, то мы устроим вашу казачью жизнь на востоке Европы под защитой фюрера, снабдив вас землей и всем необходимым для вашей самобытности.
Мы убеждены, что вы верно и послушно вольетесь в общую дружную работу с Германией и другими народами для устроения новой Европы и создания в ней порядка, мира и мирного счастливого труда на многие годы.
Да поможет вам в том Всемогущий!
10 ноября 1943 г.
Германское Имперское правительство.
Начальник штаба Верховного командования:
Кейтель.
Рейхсминистр Восточных областей:
А. Розенберг.
Из Соглашения между Правительством Союза Советских Социалистических Республик и Правительством Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии относительно освобожденных советских граждан в Соединенном Королевстве.
Статья 1:
Все советские граждане, освобожденные союзными войсками, будут отделяться незамедлительно. После их освобождения от немецких военнопленных и содержаться отдельно от них.
Статья 2:
Для целей внутреннего управления и дисциплины эти советские граждане будут организованы в соединения и группы, которые будут подчинены советским законам. Внутреннее управление и поддержание дисциплины в советских соединениях, местах и лагерях, о которых говорится в статье 1, будут осуществляться советскими офицерами…
Германское обращение к казакам 1943 года превратилось в помятую, выцветшую, местами порванную грязноватую бумагу. Кто-то из прежних постояльцев гостиницы бросил ее на столе. Шкуро по приказу обер-группенфюрера СС Бергера только что привел сюда свой казачий резерв на юг Австрии в городок Лиенце. Май. 1945-го с высокомерным победным спокойствием раскинул пестро-зеленую роскошь над землей.
Шкуро лежал на кровати в сапогах, не раздеваясь, лишь сбросив папаху. Попросил солдата-ординарца пригласить доктора, приехавшего вместе с казаками. Тот вскоре пришел, но в сопровождении английского солдата. С профессором Вербицким Шкуро был знаком.
— Хорошее здесь место, профессор. Я вот смотрю обращение сорок третьего года. Они обещали поселить казаков на восточной территории, в Белоруссии, потом перевезли сюда, бросили. Мне докладывали: шли сто двенадцать эшелонов. Это во время-то войны! Больше двадцати тысяч казаков с семьями. Наши бы бросили и забыли.
— Англичане мне сказали, что теперь с вашими больше сорока тысяч здесь.
— И я при своем слабом здоровье всеми командую. Сапоги снять не могу. Дышать больно.
— Давайте я вас послушаю.
Английский солдат стоял у двери, и на всякий случай Шкуро с Вербицким говорили шепотом.
— Кто сюда приехал и куда их поселяют? — спросил Шкуро.
— Были все. Краснов. Доманов и сейчас здесь. Ничего у нас с вами не получается, Андрей Григорьевич. К здоровью не могу найти претензий.
— На горилке вырос. И выходит мне хана, профессор.
Вербицкий сочувственно попрощался и вышел. Через некоторое время в сопровождении солдат вошел английский полковник Брайарт. Он говорил по-русски.
— Что мне ждать, полковник? — спросил Шкуро.
— Завтра вас арестуют.
— Власова арестовали?
— Еще двенадцатого мая?
— Его расстреляли?
— Будут судить.
— Конечно, надо помучить. Господин полковник, у меня к вам просьба. Расстреляйте меня немедленно! Прямо здесь. Прошу вас.
— На это я не имею права. Сейчас вы еще свободны, но из лагеря выхода нет.
— Выхода нет вообще, — повторил Шкуро, когда англичанин вышел. Да, но сегодня он еще свободен и может пойти к друзьям на застолье. Генералы Доманов и Саломахин с женами ждали его в своих номерах, в гостинице «Золотая рыбка». Шкуро явился, когда только что начали пить, и Доманов пришел в обычное для этого момента умиленно слезливое состояние. Наполовину облысевшая потная голова с растрепанными остатками волос, мятая гимнастерка с расстегнутым воротом и восторженные воспоминания:
— Пей, Андрей Григорьич! Я же рядом с тобой в Пятигорске стоял. Как ты не помнишь. И еще один генерал с тобой был. Я и подходил к тебе… А потом, когда красные пришли, я их охмурил. Глубоко залег, в партию вступил. В сорок втором меня назначили комиссаром подполья, когда альпийские стрелки подходили. Пришли — я сразу к ним. Все НКВД как на ладони. Это было… Как это?.. Звездный час…
— Пятигорск веселый город, — вспоминал Шкуро, закусывая свежей рыбой.
Жена Доманова Валя останавливала мужа:
— Ты бы, Тимофей, лучше забыл об этом.