А напротив снова сидел примас.
Меня передёрнуло.
— Твою мать… Что за дурная привычка? Старик… ты можешь не приходить ко мне по ночам?
Он сидел в той же позе, что и прошлым утром, только на этот раз прутиком чертил какие-то линии на полу.
— Тебе не стоит бояться, Дон. Успокойся. Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, — он говорил тихо и очень медленно, растягивая и как бы пробуя слова на вкус. Эдакий Каа во время охоты. — Тебе кажется, что ты предал свою сущность, что ты отказался от светлого и переметнулся к тёмному. Но этот мир не вселенная из Звёздных войн, а ты не юный Скайуокер. Здесь не существует тёмных и светлых сторон. Великого Невидимого цвета не волнуют.
Я кашлянул.
— В Загоне за такие слова на принудиловку отправляют.
— Загон — логовище безбожников, никто из них не достоин права называться миссионером и нести идеи миссии в мир.
— Я вообще-то загонщик, забыл?
— У тебя есть возможность исправиться. Я верю в тебя. Впрочем, если я ошибаюсь, то посвящение исправит мою ошибку.
— Посвящение?
— Ты же не думаешь, что вот так запросто сможешь войти в круг избранных? Чтобы стать миссионером, необходимо преодолеть особые испытания.
— Дай угадаю: побрить голову, убить тварь и съесть друга?
— Не ёрничай!
Прутик, которым старик только что расчерчивал пол, уткнулся мне в лоб. Не больно. Но старик мог ткнуть в глаз, а я даже не успел среагировать, настолько быстро он это сделал.
— Запомни: в Загоне не любят лентяев, в миссии не любят праздность. Я помогу тебе подготовиться. Это не просто, но в конце ты либо умрёшь, либо станешь таким, как мы.
— Лысым людоедом?
Прутик хлестнул меня по губам. Я вскрикнул. На этот раз было больно. Я отпрянул, а старик навис надо мной.
— Дело послушника молчать, слушать и выполнять всё, что ему скажут! Иначе он займёт место у столба.
Я напрягся. Желание врезать этому лысому отморозку переваливало через край. Все былые убеждения о том, что с человеком можно договориться, канули в лету. Нужно бить, и желательно первым, и уж совсем желательно — из автомата. По-иному не выжить. Но этот старик, несмотря на возраст, сильнее меня и быстрее. Радужка вокруг зрачков отдавала серебром, значит, он под нанограндами. Я не справлюсь с ним.
Я сделал глубокий вдох, успокаивая нервы, а когда примас ушёл, снова лёг и попытался уснуть. Хотя какой тут сон…
Зашевелились подростки у кострища. Уже давно никто не спал, наверняка, прислушивались к нашему разговору. Я поймал несколько косых взглядов. Кто-то даже прошипел обидное: мясо! Завидовали, что примас пришёл ко мне или злились, что я не слишком почтительно разговаривал с ним.
Пацан, который вчера скорбел о недополученной пайке, вышел из пещеры и через несколько минут вернулся с листьями крапивницы. Каждому вручил по одному. Мне швырнул под ноги. Я поднял, сдул налипшую пыль. Лист не самый большой, края завяли и местами засохли. Но это в любом случае еда. Хорошо, что мясо есть не заставляют, а то неизвестно, чем оно занималось полчаса назад.
После завтрака вышли на общую молитву. Примас встал спиной к столбам, сложил смиренно руки на животе. Вся поза — покорность. Миссионеры склонили головы, примас заговорил тихо:
— Сущий Свет во едино, да будет с нами…
Миссионеры повторили за ним хором:
— Сущий Свет во едино, да будет с нами!
— Сущий Бог во едино, да будет с нами… Имя Богу нашему — Великий Невидимый, да будет оно в нас… Узрим Сущность его, ибо она в нём…
Багет звенел цепью и тянулся ножами к примасу. Один раз дотянулся. Ножи полоснули по плащу, оцарапав его. Старик резко обернулся, ухватил багета за запястье и тыльной стороной ладони ударил тварь в подбородок. Всё было проделано резко, я едва заметил начало движения. Примас двигался с такой скоростью, что я невольно охнул, а багет оглушённый упал и до конца молитвы не пытался подняться. Мне показалось, он смущён. Что-то человеческое в нём ещё оставалось.
После молитвы миссия занялась повседневными делами. Часть сектантов, вооружившись вилами и тесаками, покинула лагерь. С ними ушли многие послушники. Я остался на площадке. Никаких приказов не поступало. Несколько миссионеров во главе с Андресом занимались рукопашным боем на пляже.
Я повернулся к ремонтникам. Молодой смотрел на меня с ненавистью.
— Чтоб ты сдох, шлак!
Пожилой вздохнул.
— Дон, не слушай его, ты поступил правильно. Если выберешься отсюда, найди Кума, расскажи, что случилось.