Он положил нож рукоятью на указательный палец, и нож застыл.
— Не смотри, что нож такой большой, середина тяжести у крестовины. Это потому что лезвие не стальное.
— Деревянное что ли? — усмехнулся я.
— Башка у тебя деревянная. Это не железо, — он постучал полотном по металлической оковке ножен. — Пластины язычника. Соединяю их по несколько штук и склеиваю. Чуял гвоздику? Вот. Пыльца, кедровая смола, рыбий жир, ещё кое-что. Клей получается, ничем не отдерёшь, только напильником доработать, как в анекдоте. Ха-ха!
Он сделал несколько пассов. Нож запорхал в руке как бабочка в полёте. Потом подкинул ветошь и подставил под неё лезвие. Ветошь распалась на две части.
— Понял как? Ни одна шкура не устоит. И за лезвие не хватайся, без пальцев останешься. Много у нас тут таких порезанных ходит. Ха-ха!
Толстяк вернул нож в ножны и протянул мне.
— Пользуйся, коли уж одним из нас становишься. А заслужишь, так примас его тебе насовсем отдаст.
Из кельи брата Гудвина мы вернулись на берег. Андрес взял мой нож, подкинул, перебросил из руки в руку.
— В Загоне за такой нож пятьсот карат дают. А уж за триста с руками оторвут. — Андрес замолчал, позволяя мне прочувствовать величину суммы. — Только мы ими не торгуем. Чтобы изготовить его, у брата Гудвина уходит несколько месяцев. Но оно того стоит. Нет ничего острее пластин язычника, как что лезвие даже точить не придётся. Но Гудвин прав, с ним нужно осторожно. Пальцы, не отрежешь, для этого постараться надо, но пораниться не сложно. Я тебя научу, как правильно с ним обращаться.
[1] Речь идёт о тульском мастере по изготовлению охотничьих ножей Егоре Петровиче Самсонове.
Глава 3
В миссии проживало около трёхсот человек, и как в Загоне, они делились по статусу. На вершине примас: царь, бог, вождь и президент в едином лице. Одним словом — Контора. Я пробовал узнать его имя, не получилось. В ответ люди лишь пожимали плечами: либо не знали, либо не хотели говорить. Дальше следовали приоры: Андрес, Урса и Готфрид. Все трое ненавидели друг друга и по возможности старались подставить. Примас к месту и не к месту любил повторять, что устал, что пора на Вершину, и кто-то из троицы должен занять его место. Вот они и бодались. Однако хитрый старик никуда подниматься не спешил, странно, что они этого не понимали и продолжали цапаться, а ему доставляло удовольствие следить за их вознёй.
Ниже по статусу стояли рядовые миссионеры. Большую часть времени они проводили в бесконечных изматывающих тренировка. Не миссия, а военный лагерь. Ежедневно небольшие группы по пять-шесть человек уходили на восток к поселениям Османской конгломерации или на запад к Водоразделу. Их цели и задачи носили, скорее всего, разведывательный характер, но иногда они возвращались как побитые собаки, а одна группа не вернулась вовсе. По этому поводу вся миссия собралась на плацу, примас собственноручно завалил багета, и его съели сырым, в молитвах и слезах.
Послушникам мяса не досталось. При всём внешнем равноправии, они являлись самой бесправной и угнетаемой частью населения. По сути, рабы, молодые мальчишки и девчонки, большинство азиатской внешности. На их долю выпадала вся внутренняя работа, а если оставалось время, то Готфрид проводил с ними занятия по физической подготовке. Занятия проходили жёстко, с кровью и выбитыми зубами. Я смотрел на них со стороны и понимал, что в схватке один на один противостоять натасканному миссионеру сможет не каждый, разве что Мёрзлый с его штурмовиками, или Гук, или тот колченогий шлак Костыль, отправивший меня под нары в первый день пребывания в Загоне.
Дважды в неделю послушники отправлялись за крапивницей. Уходили с утра, возвращались в сумерках с мешками забитыми листьями, измотанные и злые. Меня к работам не привлекали. Примас велел Андресу готовить посвящение, и мы целыми днями занимались рукопашным и ножевым боем. Это вызывало ропот моих собратьев по келье, но открыто никто не выступал, только косились и шептались. За оспаривание решения примаса могло последовать серьёзное наказание. Одного из ослушников однажды подвесили вниз головой возле кельи старика, и каждый миссионер счёл своим долгом подойти и плюнуть в него.