Подошли охотники, жалкие остатки трёх групп, которые обещала мне в помощь Алиса. Пять человек. Учитывая, что в каждой группе должно быть трое, получается, за вчерашний день четверых они потеряли. И это только на одном маршруте. Много. Но для шоу это только плюс. Просмотры наверняка зашкаливают, да и лицензионные продажи в Прихожую и конгломерацию должны расти.
Но численность моей маленькой армии меня сейчас интересовала лишь постольку поскольку. Важнее была комплектация. А вот с этим не очень. Вооружение у охотников бросовое: ружья. Калаш только у одного, и этот один — Гоголь. Два дня назад он весь светился, рассказывая, что собрал собственную группу, мечтал о реках статов. Теперь выглядел потухшим. Нелёгкими оказались заработки на крови.
Из-за его плеча выглядывал Кромвель. Идти под моё начало удовольствия ему не доставляло, но куда деваться: что есть, то есть. Я тоже не был счастлив от его присутствия, однако щёки надувать и выпячивать губы не стал.
— Вставайте рядом, — тут же взяла в оборот охотников мисс Лизхен. — И рожи повеселее сделайте. Улыбайтесь, господа, улыбайтесь, не на убой же отправляетесь.
Последняя фраза развеселила всю площадку. Захихикал и режиссёр, поглядывая на меня недобро.
Охотники встали по бокам, пошёл обратный отсчёт: шесть… пять… четыре… три… две… одна…
— Музыка!
— Привет, друзья мои…
Свет и камера сошлись на Мозгоклюе. Под мягкие наплывы El pastor solitario [1] шоумен развёл руки и с печальным вздохом поклонился. Сегодня он был во всём чёрном, даже кожа на лице отсвечивала сажей. Траур. Он так и сказал:
— Плач стоит над Развалом. Плач! Вчера мы понесли тяжёлые потери. О, Боже, каждый наш второй охотник пал в боях. Рыдаю…
И он реально зарыдал. Я пытался найти в интонациях и мимике игру — не нашёл. Какого актёра потерял Московский академический имени известного классика.
Но печаль его длилась недолго. Мгновенье — и на лице вновь засияла широченная улыбка. Музыка сменилась на бравурные тона марша энтузиастов. Откуда-то — я не заметил откуда — выпорхнули девочки в купальниках, кирзачах и строительных касках и принялись споро маршировать, задирая колени до подбородка. Внук хмыкнул и толкнул меня локтем в бок:
— Глянь какие ладные.
— Стой спокойно, а то сам дрыгаться начнёшь, — урезонил его я.
Пока камера таращилась на девочек, Мозгоклюй переоделся в свой привычный разноцветный наряд.
— Но грусть не вечна! — вскинул он руки. — Мы подготовили сюрприз нашим обнаглевшим длинноухим друзьям, — и ткнул тростью в мою сторону. Камера перенаправилась следом. — Смотрите, кого я пригласил принять участие в шоу. Дон! Кровавый заяц! Тот, кто первым открыл красный счёт охотникам, — мхатовская пауза. — Но сегодня он на нашей стороне!
Наверное, Радий сейчас ликует. Мозгоклюй достаточно неплохо его разогрел, и, по сути, зрителям похер кто кого будет убивать, лишь бы убивали, а я своеобразная гарантия для бесконечного потока крови.
— Он не хотел вступать в ряды охотников, — продолжил этот клоун свой спич. — Но я взмолился: Дон, ты должен помочь нам! Я всё понимаю, ты сам был зайцем и тебе претит идти против родственников, хи-хи, но это не те зайцы, каким был ты. Ты защищался, а эти… Они жестокие и злобные, как твари, им не должно быть пощады. И знаете, что он мне ответил? Знаете? А? Он согласился!
На его месте я бы не стал отождествлять зайцев с тварями и вообще с кем-либо. В этом шоу у всех руки по локоть в красном, даже у человека за камерой и монтажников. Ни для кого из них жизни участников значения не имеют, главное, рейтинги, количество просмотров, прибыль. Да и зрители, можно сказать, от них не отстают, раз уж смотрят и ставят в чатах лайки. А мы убиваем друг друга ради них и статов.
Набалдашник трости оказался у моего рта, и я поспешно кивнул:
— Конечно, согласился. Когда над тобой висит…
— Вы слышали! — возликовал Мозгоклюй. — Слышали! Дон, все мы рады приветствовать тебя на нашем шоу. Ты — чемпион. Ты — Кровавый заяц! Как ты жил всё это время, чем занимался? Нам интересно знать о тебе все подробности.
Как я жил… Если пересказать всё, что со мной случилось после триумфального прохода через ворота, то у них эфирного времени не хватит, да и многое нельзя рассказывать, а то, что можно, вряд ли покажется интересным.