К губам поднесли ингалятор, прыснули. В голове прояснилось, зрение обрело резкость. Гоголь. В руке баллончик оживителя. Я потянулся к нему глазами и прошептал:
— Ещё…
— Нельзя много, Дон.
— Ещё… дай…
Он сделал второй впрыск. Сердце заработало ритмично, захотелось жить. Ещё полностью не освоившись, отметил про себя: пахнет мышами. Значит, это какой-то подвал. Воздух влажный и прохладный. Так и есть. Я приподнял голову. Под потолком узкое окошко, сквозь которое протекает дневной свет. На земляных стенах разводы белёсой плесени. Вид неприятный…
Гоголь поднёс к губам фляжку. Я сделал глоток, выдохнул и ещё глотнул.
— Где мы?
— Возле киоска. Рядом.
— Посылку нашли?
— Ну да. А иначе где-бы оживитель взяли? Молодец твой доброжелатель, не пожадничал. Кто хоть он? Сухпай, патроны, ингалятор. Как будто заранее знал, что нам нужно.
Я глазами показал на фонарь под стволом калаша.
— Снимаешь?
Глаза забегали.
— Нет, Дон, нет… Не снимаю. Разбилась камера. Утром, когда из высотки выбирались, — он выдохнул шумно через нос. — Прости, Дон. Мне за это дополнительную пайку обещали. Три тыщи статов. Для меня это много.
— Ладно, спасибо, что вытащил. Звездун где?
— На чердаке. Следит за улицей. Мало ли, вдруг зайцы подгребут. Хотя после такой канонады они этот квартал за километр обскачут.
— Понятно. Планшет дай.
Он протянул свой планшет. Я открыл сообщения, минуту смотрел на мигающий курсор и наконец напечатал:
Алиса…
Девчонка молчала.
Алиса, пожалуйста… Это я, Дон.
Ещё несколько минут молчания, потом планшет всё-таки ожил.
Дон? Вот как? Что мы пили, когда ты впервые попал в Центр?
Проверяет. Правильно, так и надо. С другой стороны экрана назваться мною может каждый.
Кофе. Двойной эспрессо. Ты мне сама его купила. А себе латте… кажется…
Или ристретто? Не помню уже, столько времени прошло, да и запомнилась та встреча не распиванием кофе. Но вроде угадал. Алиса не стала заниматься уточнениями, а сразу перешла к сути:
Почему выходишь не со своего планшета? Что случилось?
Нарвался на рейдеров. Внук… В общем, убили его. Меня подстрелили, сильно…
Где ты сейчас?
Это не важно. Алиса! Это не просто рейдеры, это очень хорошо подготовленные рейдеры. Если облачить их в нашу экипировку, то я бы сказал, что это штурмовики. Они не могут находиться здесь просто так. Прихожане что-то задумали. Я встретил их возле какого-то стадиона, недалеко от высотки. Вряд ли они до сих пор там, они слишком хитры. Но ты всё равно должна сообщить отцу. Он должен знать. Быстрее!
Поняла тебя. Не отключайся.
Часы в нижнем углу планшета отмигали семь минут, прежде чем она снова вышла на связь.
Дон, где ты? Можешь сориентировать по месту?
Я там, где ты оставила посылку. Спасибо за оживитель. Без него я был бы уже трупом. А пока держусь.
Продолжай держаться. Отец сейчас не может вытащить тебя из шоу, это привлечёт ненужное внимание. Жди ночи. Не умирай. Не подведи меня.
Она отключилась. Я удалил переписку и вернул планшет Гоголю.
— Что дальше?
— Всё нормально, брат, ночью нас вытащат.
Я закрыл глаза. В душе родилось умиротворение. Не надо больше бежать, стрелять. Зайцы не придут, скорее всего, они уже где-то в промзоне. Рейдеры ещё дальше. А я… У меня есть крыша над головой, вода во фляжке. Женщина, которая мне нравится, попросила выжить. Это чертовски много говорит о её ко мне отношении. И пусть между нами ничего быть не может, ибо я женат и люблю жену, но всё равно приятно… Приятно.
— Дон.
Прошла минута, ну пусть две. Хотелось спать, веки подниматься не желали.
— Чего тебе… Гоголь, у меня всё болит. Отстань.
— Дон, это я, Звездун.
Я резко открыл глаза, приподнялся на локтях. Боль сжала тело в комок, и стоило большого труда развернуть его. Мне нужен оживитель. Срочно! Пусть он снимает боль не так сильно, как нюхач, но всё равно приносит хоть какое-то облегчение.
— Звездун? А Гоголь где?
— Не знаю. Я весь день на чердаке просидел, только что спустился. Его не было.
— Странно… Ладно, разберёмся. Посмотри, тут должен быть баллон с оживителем.
Квартирант поворочал головой.
— Нет никакого баллона. И вещмешка с патронами и жратвой тоже нет.
Умиротворение улетучилось. Твою ж… Гоголь свинтил? Похоже. Но зачем? Я же сказал: ночью нас эвакуируют…
— Эй, сучий выпердышь! Я знаю, ты тут! — донеслось с улицы.
Трезуб! Средний, единственно оставшийся. Свиной выкормыш! Сейчас он должен быть далеко отсюда.