Нельзя… Нельзя… Нельзя…
А что можно? Стихи читать? Мы с Данарой любили, развалившись на кровати и уставившись в потолок, читать в унисон:
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
Как летом роем мошкара
Летит на пламя,
Слетались хлопья со двора
К оконной раме.
Иногда к нам присоединялась Кира. Вот как сейчас. Я обнимал их обоих. Мы вместе, мы счастливы. Данара проводит пальцами по моим губам…
— Свеча горела…
Кажется, я произнёс это вслух. И тут же получил ответ.
— Чё говоришь?
Я приподнял голову.
Это не Данара, нет. Это… Звездун? Снова этот белобрысый дьявол. В прошлый раз в подвале, и вот опять.
— Какая свеча, начальник, о чём толкуешь? Свеча восковая, свеча…
Его губы кривились в ухмылке.
— Где я?
— Там же, где и вчера.
— Звездун, кастрирую.
— Да ладно тебе. Чё ты? В подвале под башней. Комендант угол выделил. У них тут склад. Патроны, гранаты. Я втихаря затарился, в жизни пригодиться. Ты ж не против, начальник?
— Не против. Давно я здесь?
— Третьи сутки… О, нет, вру, уже четвёртые. Мы с Желатином по очереди тебя стережём, пелёнки меняем, когда описаешься. Шучу, не меняем, само сохнет. Шучу, шучу… на бок переворачиваем. А писиндрюл свой ты сам настраиваешь, хех.
Звездуну было весело. В полутьме подвала он отсвечивал пробитым взглядом и глуповатой улыбкой.
— Ты под нюхачом что ли?
— Как можно, начальник? Если только чутка, чтоб не заснуть. Надо же приглядывать за тобой, чтоб не обоссался, хех.
Точно нанюхался. Падла. Наверняка из моей доли обезболивающего себе отсыпал.
— Алиса где?
— В Загон укатила, к папаше. В тот же вечер укатила. Бросила нас. И Желатин укатил. Вчера. За этим, как его… за броневиком. Мы ж без танка теперь. Так исковеркало, что в металлолом не возьмут, хех, а на чём-то ездить надо. Алиса велела сообщить, как очнёшься, — он замотал головой. — Сообщить, сообщить. Сообщи ей.
Обязательно сообщу, только для начала подняться бы.
Я прислушался к себе. Боли — той раздирающей, обжигающей — нет, так, пощипывало лицо, руки, голень немного. Наногранды сработали как обычно. Ощупал голову. Лысая. А вот подбородок и щёки подзаросли жёсткой щетиной…
— Как я выгляжу?
— Как? Хех… Как поросёночек. Розовенький. Умора, Дон. Видел бы ты себя в зеркале. Но не бойся, я все зеркала попрятал, ни одного не найдёшь.
Дебил обнюханный, врезать бы ему, да бесполезно. Будет так же хихикать и нести чушь. Завтра врежу, когда очухается, а пока надо осмотреться и привести себя в порядок.
Лежал я на старом матрасе, под головой свёрнутый плащ. Сверху ничего нет, даже трусов. Я что, так голый все три дня и провалялся?
— Одежда моя где?
— Одежда? Одежда… Сгорела твоя одежда, хех. Дымом в небо ушла. Вот, плащ остался. Хороший плащ, крепкий. Миссионеры такие носят. Ты миссионер, Дон?
— Я твой завтрашний ужас. Штаны хоть какие-нибудь есть?
— Штаны, шорты, шаровары. Шаро-вары. Варить шары. Кастрюля нужна, кастрюля.
Звездун всё глубже заплывал в иную реальность, толку от него в данный момент никакого. Но сидеть голышом и ждать, когда квартирант очухается и сможет изъясняться более-менее приемлемо, занятие мало привлекательное. Мне нужна новая одежда сейчас. И планшет.
Я ухватился за угол ящика, подтянулся и сел. Выждал минуту, напрягая поочерёдно мышцы ног и рук, встал. Нет, не болело ничего, даже под напряжением. Только неприятные ощущения, как будто кожа потеряла былую эластичность и теперь неприятно стягивает. Это сдерживало движения, но разум подсказывал, что скоро всё наладится. Вот только волосы, мои шикарные густые волосы, в которые Данара любила забираться пальцами и гладить. Особенно после секса… Я снова провёл ладонью по голове — чисто, как детская коленка.
Слева от прохода заметил стол, на нём свёртки, банки. С боку прислонен автомат в цифровом окрасе, тактический ремень. Да это моя экипировка! Ну, не совсем моя, но очень похожа, во всяком случае, размер одежды мой: брюки, клетчатая рубашка, разгрузка.