— Да хрен там, разве всех вас запомнишь. Через станок тебя отправлял, так? А ты поднялся, даже дозой разжился. Вам всем тут выдают или только тебе?
Мы сблизились настолько, что достаточно протянуть руку. Он и протянул. Я заметил начало движения, развернул плечи, пропуская кулак мимо, и шагнул ему за спину. На этом бой можно было заканчивать. Я мог свернуть ему шею несколькими разными способами, мог пробить почки, сломать рёбра. Да мало ли что я мог сделать! Но мне нужно не это.
Мне нужны Данара и Кира, а Музыкант должен знать, где они и что с ними.
Поэтому я не стал убивать его и не стал превращать в инвалида, а лишь тихонько толкнул в спину. Он отлетел метра на три и грудью упал на столик, опрокинув котелок с компотом. Вскочил злой, мокрый, ошпаренный. Показное спокойствие улетучилось, и на лице обозначился знакомый садистский оскал.
— Тебе конец, шлак!
Рука метнулась к рукояти пистолета, он даже успел вытянуть его и навести. Я опередил. Перещёлкнул сознание, мгновенье — и уже ковыряюсь в мозгах Музыканта. Сколько же здесь грязи. Убийство, убийство, вообще страх божий. Сюда вместились все пороки, которые успело изобрести человечество. Слава богу, Данары нет. С одной стороны это вызвало облегчение, эта тварь в образе человека к ней не прикасалась, с другой — порождало новую череду вопросов: где моя семья?
Расспрашивать этого садиста или пытать смысла никакого. Как Мёрзлый чувствует ложь, так я вижу правду, покопавшись в воспоминаниях подконтрольного человека. Музыкант к судьбе Данары и Киры отношения не имел. Он лишь инструмент, ему приказали, он сделал и тут же забыл, так что единственный человек, который способен ответить на мои вопросы — Широков, начальник базы наёмников на Земле.
Раньше я считал, что контейнер, доставляющий шлак в Загон, выдаёт билет в один конец. Для большинства так и есть. Билетная касса для них закрыта, а рядом с платформой стоят такие контролёры, что РЖД обзавидуется. Мне повезло, я стал тем, кем стал, плюс обзавёлся необходимыми связями, и связи эти обещали помочь. Вот пускай и помогают — купят мне обратный билет на Землю.
Продолжая контролировать Музыканта, я отбросил оружие, расстегнул тактический пояс, разгрузку, отступил к стене, и лишь после этого вернулся в себя.
Музыкант захлопал ресницами.
— Что… ты сделал?
— Вот и мне интересно, — послышалось сзади. По лестнице неторопливо спускался Толкунов, за ним Гук. — Как обычный шлак смог уложить двух варанов?
Я развернулся, стараясь не выпускать Музыканта из поля зрения. Он пусть и без оружия, но под дозой, и бед натворить ещё ой как может. А мне после возвращения в родное тело поплохело. Наногранды, как это обычно бывает после обрезанных доз, не закончились, но понадобиться время, чтобы восстановится. Хотя бы несколько минут. Не привык я ещё к переходам.
— Очень интересно, — повторился Толкунов. — Не пора ли менять охрану? А, Музыкант? Ты даже оружие бросил. Как тебе доверять после такого?
— Я не сам, — затряс Музыкант головой. — Не сам!
— Ну да, не сам. Только мне ничего не говори, Дряхлому будешь объяснять, на ферме.
Гук подошёл ко мне, заглянул в глаза.
— Как ты, Дон?
— Нормально.
— Хреново выглядишь. Не рано поднялся?
— Как очнулся, так и поднялся. Восстановлюсь, дай время.
— Дон? — проговорил Толкунов. — Тот самый Дон? Музыкант, ты отважный человек, осмелился напасть на победителя шоу Мозгоклюя. Тебе повезло, что он не убил тебя. За ним много подвигов числится.
— А ты, вижу, следишь за моими успехами, — чувствуя, как силы потихоньку восстанавливаются, сказал я.
— Приходится. По долгу службы.
— Или по приказу хозяев.
Толкунов перестал усмехаться.
— Хамишь, шлак.
— Ну да. И что? Могу ещё редиской тебя назвать. Что сделаешь?
Действительно, что он сделает, если один его телохранитель до сих пор встать не может, а второй пучит глаза и тянет воздух носом, не понимая, что с ним только что сотворили. Разве что пожалуется модератору и потребует провести расследование. Но, во-первых, здесь нет никого, кроме меня, кто имеет право проводить это самое расследование, ибо я, как это ни смешно, являюсь законным представителем Загона на Территориях, даже удостоверение имеется электронное. А во-вторых, второй человек в Конторе, правая рука господина Тавроди жалуется на шлак. Если вдруг узнают, такой ржач поднимется, терриконы вокруг Загона в пыль рассыпятся.
— Ладно, — Толкунов щёлкнул пальцами. — Музыкант, давай уже приходи в себя. Подбери этого, — он кивнул на Грудича. — Поторопись. Жду в машине.