Я поднял светильник. Огонёк встрепенулся и стал как будто ярче, выхватив из темноты пол, стены, потолок. Всё земляное, словно могила. Но могилы такими большими не бывают, и в них нет нары, и нет подпорок, удерживающих потолок от обрушения. Более всего это походило на неудачную копию жилого блока, или даже на тот подвал, в котором я очутился после похищения.
На двух нарах лежали люди. Один спал, шевеля губами и посапывая, второй смотрел на меня. Молодой парень, не больше двадцати пять лет, худощавый, скуластый, на голове светлый ёршик, под носом щетинистые усики, призванные придать ему мужественный вид, но при этом совершенно не придававшие. Увидев, что я встал, он приподнялся на локте и ухмыльнулся:
— Ну ты чёрт. Везунчик. Никто не верил, что выживешь, хоть и заряжен был.
Я подошёл, присел на край нар.
— Ты сам-то кто?
— Будем знакомы: Фломастер, — он протянул руку.
— Слышал это имя на свалке. Гвидон говорил, пулю за меня поймал?
— Есть малость, — парень приподнял одеяло, показывая перевязанную выше колена ногу. — Ерунда, цепануло малость, через пару дней бегать буду.
— А где мы?
— В Петлюровке. Где ещё нам быть? А это нора в терриконе. Ушлые граждане копают, сдают нуждающимся, с того и живут. Райончик тоже Норой называется, так что это нора в Норе. Прикольно? Теперь здесь жить будем. Когда Мёрзлого прихватили, мы в пустоши были. Ты же знаешь Гвидона, его хлебом не корми, дай народ по пустоши погонять. Вот он и гонял. Хорошо хоть не по полной выкладке, а в шортах и маечках. Хотя, наверное, наоборот плохо. Если б со всей экипировкой, с оружием… — Фломастер замотал головой. — Или всё-таки хорошо? Короче, сам суди. Пока бегали, поднялась стрельба. Видел у нас тридцатимиллиметровые пушечки на крыше? Вот они и стреляли. Контора отправила против ЦБ четыре сотни варанов, специально с Земли доставили. Красивые, в полной упаковке. Половина прошли через полигон. Их никто не остановил, за своих посчитали. А вторая половина развернулась в цепь и рванула напрямую по пустырю, их-то пушки и встретили. Баран тот, кто варанами командовал. Два десятка положили от нечего делать. Нахера, спрашивается, в открытую переть? Остальных тоже бы перебили, но подошла первая половина. Уложили взрывчатку, выбили дверь и зачистили весь Центр. И у нас и у них потери были серьёзные, но их почти в шесть раз больше. Наши в это время кто на внешке сидел, кто как мы… В общем, если бы мы по полной форме пустошь пугали, то по-любому варанам в спину ударили, и полегли бы как один, глупо и геройски. Вот я и не знаю, хорошо, что мы без оружия были или плохо? — он снова тряхнул головой. — Короче, Гвидон велел затихариться. До темноты просидели у реки, а ночью обошли полигон и рванули в Петлюровку. Гвидон нашёл кого-то из местных, договорился, нас в Нору определили. Пять дней куковали, кто-то даже работу нашёл. Прикинь? А на шестой день вечером пришла команда, типа, надо кого-то со свалки вытащить. Оружия ноль, одежда сам видел. Гвидон дельный командир, добыл где-то платформу, три ружья на восемь человек. Но делать нечего, поехали. По дороге Алису Вячеславовну подобрали и с ней бабёнку какую-то, нюхачку конченную. Она как в угол забилась, так до конца и не вылазила…
Я закусил губу. Получается, Данара всё время была с нами, и даже не подошла ко мне. Впрочем, почему она должна была подойти? Она уже другая. Прав Фломастер: конченная.
— Доехали до конца терриконов, — продолжал штурмовик, — и сухим руслом добрались до тебя. Забрали, привезли сюда. Пока ехали, ставки на тебя делали, выживешь или нет. Не обижайся только, ладно? Не со зла мы. Гвидон сказал, что выживешь, а мы все против. Тебе мусорщики в спину три пули загнали, с такими ранами не выживают. Пусть и заряженный ты был, но всё равно не выживают. Тамара Андреевна, когда пришла, сразу сказала, что операцию ты не переживёшь. А ты пережил, и сейчас вон свеженький какой. Получается, Гвидон выиграл.
Три пули. Я почему-то думал, одну.
— На что хоть спорили?
— Да на что сейчас можно спорить? На щелбаны. Будут у нас лбы трещать.
— Стерпите. Остальные где?
— Кто где. За жильё-то платить полагается. Гном вышибалой в кабаке рядом, Алиса Вячеславовна на кухне. Помыть чё, принести.
Мысль, что Алиса, положенка, дочка Мёрзлого, в занюханном кабаке посуду моет, ради меня, как жена декабриста… Разве не приятно? Значит я для неё больше чем на пару раз.
— А женщина, которая нюхачка?
— Да под нарами где-то сидит. Дикая, боится всех, — Фломастер хмыкнул. — Но сама ничё так. Помыть бы её, причесать, подкрасить, классная бабёнка получится. Проституткой можно пристроить. Я б ей по самые гланды всандалил.