Редбули либо отстали, либо решили не продолжать погоню. Надеюсь, им славно прилетело от двух гранат. Пусть разброс осколков небольшой, да и сами осколки так себе, но зацепить должно было прилично, хотя бы по ногам. Какая после этого погоня?
Короче, пострадали все. Мне тоже досталось. Я подполз к валуну, осмотрел себя. Одна пуля вошла слева, ближе к плечу и чуть ниже ключицы, вышла под мышкой. Рана не вот какая опасная, но больнючая. Вторая пуля разорвала плащ, вскользь задела рёбра, даже не сломала. Но рана тоже болела острой щиплющей болью. Надо бы перевязать. Чем?
Кое-как снял плащ, ножом отрезал рукав рубашки, смотал и приложил к плечу. Отсоединил ремень от калаша, с грехом пополам затянул повязку. Вроде держится. Снял фляжку с пояса, долго пил, остатки вылил на голову. Поднялся, опираясь на автомат как на костыль, и пошёл на звук воды.
За валунами блеснуло. Не то лужа, не то пруд. В одном месте запруда просела, вода падала на камни маленьким водопадом, утекая дальше между корнями и исчезая под толстым пластом стланика.
Плавным движением ладони я отогнал с поверхности хвою и приник губами к воде. Прозрачная, чистая, вкусная, холодная, настолько холодная, что зубы стынут. Напившись, наполнил флягу, умылся.
От потери крови кружилась голова. Нужно найти место, где можно отдохнуть, восстановится, потом сориентируюсь по месту и продолжу путь. Возле источника отдыхать нельзя. Вода привлекла меня, привлечёт и тварей. Выйдет на родник стая багетов, а тут я — вот подарок-то, и попили, и покушали.
По камням определил стороны света и пошёл на запад. Там Обводное шоссе, связь, цивилизация, Алиса. Наверняка волнуется. Главное, чтоб не дёргалась, сидела на попе ровно и ждала, где договорились. А уж я дойду до неё. Сам.
Лес становился светлее. На смену кедру пришла берёза. Стланик то отступал, то возвращался, вокруг берёз поднимались рябинки, ёлочки, в траве разглядел тёмные шляпки грибов. Один раз наткнулся на земляничную полянку. Опустился на колени, принялся собирать ягоды в горсть и закидывать в рот. Не наелся, мне бы мяса кусок, да попрожаристей, но чувствовать себя стал лучше. Часа через два наткнулся на бурелом. Десяток деревьев лежали вповалку друг на друге, выставив в разные стороны сухие сучья. То, что нужно. Продрался сквозь сухостой, расстелил плащ и лёг. Ноги ныли от усталости, раны болели. Автомат положил на колени, отщёлкнул предохранитель, палец на спусковом крючке. Если что, мало не покажется никому. Закрыл глаза…
Глава 17
Проснулся от ощущения силы, и даже не открывая глаз, понял: Олово. Как именно понял — не понял, но мысленно выругался: чтоб ты сдох, падла лысая! Как же ты находишь меня?
Всё ещё с закрытыми глазами попробовал определить, сколько миссионеров рядом. Не почувствовал никого. Либо не могу, либо он один. Но автомат ощутил сразу. Палец по-прежнему на спуске. Чуть довернуть, нажать…
— Хватит притворяться, сынок.
Голос примаса прозвучал как всегда умиротворённо. Я приподнял веки. Старик сидел боком ко мне в позе медитирующего Будды, но не медитировал, а жарил кролика на костерке. Запах жареного мяса… Я почувствовал его только сейчас, когда увидел золотистую тушку, блестящую от запекающегося жира, и понял, как сильно хочу есть. Попытался встать — не смог. Плечо и левый бок свело от боли. Я даже застонал. Посмотрел на повязку, она отвалилась, ремень съехал. Плечо распухло, кожа вокруг раны почернела, любое прикосновение вызывало дикий приступ боли.
— Не трогай, — повернулся ко мне примас.
Он легко поднялся, подошёл ко мне. Из кармана плаща достал шприц. Доза! Я открыл рот от возбуждения. Да, доза. Неполная. Четверть или даже меньше, но всё равно… Примас воткнул иглу мне в вену, я задышал, почувствовав жар, откинул голову, закрыл глаза…
Когда очнулся, вокруг густели сумерки. Ночь. Костерок погас, тушка кролика уже не источала прежнего аромата, но выглядела так же аппетитно. Я сел. Боли почти не было, так, лёгкое пощипывание. Опухоль спала, пальцы сжимались безо всякого напряжения.
— Ешь.
Примас подал мне кролика целиком, сам не взял ни кусочка. Он, конечно, мой враг, однако жрать в одно горло я как-то не привычен.
— А ты?
Он не ответил, смотрел на меня сквозь прищур. Я оторвал заднюю лапу, протянул ему. Он принял, начал отщипывать тонкие волокна и отправлять в рот.
Я впился в кролика зубами. Вкусно! Мясо успело остыть, жир стёк, но как же это вкусно! Трапеза наша проходила в молчании, лишь под самый конец, обсасывая кость, я спросил:
— Как ты меня находишь? Маячок на мне висит что ли?
Примас присыпал тлеющие угольки землёй, отряхнул ладони.