— На выход.
Справа часть зарослей была вырублена метров на триста вглубь. Под ногами валялись высушенные солнцем стебли. Я стоял, не до конца понимая, что нужно делать. Гук подсказал.
— Срезай листья, клади в мешок, неси в вагон. Подсчёт простой: один мешок — четыре стата.
Он ритмично начал срубать со стебля листья сверху вниз. Сначала с одной стороны, потом с другой, сильным ударом срубил стебель под корень и уложил его верхушкой к дороге. Взялся за следующий.
Суть действий я уловил с первого раза, сжал покрепче рукоять тесака и начал рубить сверху вниз. Работа не сложная, но муторная. Минут через десять заломило поясницу, плюсом к тому рёбра на каждый наклон отзывались дикой пульсацией. Листья хоть и сочные, крупные, величиной с ладонь, однако мешок наполнялся медленно. Лицо заливал пот. Оттираться приходилось рукавами, отчего они быстро промокли и уже не впитывали пот, а растирали его по лбу. Маска тоже пропиталась потом, воздух приходилось втягивать в себя с силой. Несколько раз я порывался снять её, но Гук тряс пальцем: нельзя. Налетело комарьё, закружилось над головой, полезло за воротник. Перед глазами поплыли круги, а ведь мешок наполнился только на четверть.
Я выпрямился и ещё раз присмотрелся к Гуку. Тот продолжал работать размеренно. С его ростом срубать верхние листья было проще, мне приходилось тянуться к верхушке на носочках, но не это главное. Я обратил внимание, как он сражается с потом и комарами. Наклоняясь, он просто встряхивал головой, длинные волосы метались по плечам, сбрасывая всё наносное.
К тому времени, когда Гук отнёс к вагону первый мешок, у меня набралась едва треть. Гук кивнул ободряюще:
— Привыкнешь. Пара недель, и уже мне тебя догонять придётся.
Пару недель я не протяну. Меня или комары сожрут, или рёбра прикончат.
По окончании первой смены мы погрузились в вагоны, поезд сдал назад, в безопасную зону, где каждому выдали бутылку воды и новый респиратор.
— Могли бы и покормить, — посетовал я, прикладываясь к бутылке. Вода была тёплая и отдавала торфом.
— А листья на что? — буркнул мужчина рядом, почёсывая бороду.
— А что листья?
— Их едят, — пояснил Гук. — Помнишь кашу?
До меня дошло.
— Та зелёная вязкая смесь и суп…
— Ага. На вкус так себе, зато полный состав витаминов и микроэлементов. Некоторые умудряются из листьев муку делать и пироги печь.
Вторая смена далась тяжелее. Я с трудом набил два мешка, часто садился на корточки, отдыхал. Поясница стала деревянная, комары долбили только меня. Слава богу, охранники не понукали. Один стоял на крыше первого вагона, оглядывал заросли, двое других прохаживались вдоль состава, не обращая на нас внимания.
— Движение! — крикнули сверху.
Я как раз тянулся к верхушке очередной крапивницы. Гук схватил меня за руку, потащил к вагону.
— Ты чего?
— Ногами чаще перебирай!
За две смены мы успели вырубить заросли полукругом метров на пятьдесят дальше. Не знаю, много это или мало, но три крайних вагона были забиты мешками под завязку, четвёртый наполовину. Предупреждение охранника услышали не все, и он проорал:
— Оглохли, дебилы?! Движение!
Мы почти добрались до вагона, когда я услышал испуганный вопль, и следом закричал весёлый:
— Язычник! — и уже истерично. — Быстро! Быстро! К составу!
В зарослях кто-то был, верхушки крапивницы тряслись, разбрасывая вокруг себя бледно-синие облака пыльцы. Сборщики бежали к насыпи, бросив мешки.
От последнего вагона метнулась тень. Я не успел разглядеть кто это, вроде бы человек. Гук ударил меня под колени, я неуклюже свалился и над головой громыхнул выстрел. За ним второй, потом третий, четвёртый. С насыпи скатилось тело. Это не человек, это…
Охранник передёрнул цевьё и, не отнимая приклад от плеча, навёл ствол на упавшего.
— Минус один!
Я таращился на убитого. Обезьяна? Нет, это… Это вообще не может быть чем-то реальным, скорее, ночной кошмар. Кожа лягушачьего цвета с крупными серыми пятнами. По телу и морде рассыпаны гнойники, готовые вот-вот лопнуть. Глаза большие, круглые, пасть широкая, словно полоснули ножом от уха до уха. Рот безгубый, мелкие острые зубы. Но самое непонятное — язык. Длинной сантиметров сорок, оканчивающийся пластиной. Он вывалился из пасти, как нечто ненужное, и распластался по земле дохлой змейкой.