— Тише… Ты подобрал его, когда Жестянщик на балкон вышел.
— И я ударил его. Ударил. Я никого… никогда. Это впервые. Я убил его? Ну конечно. Утюг тяжёлый, я убил его. Как же иначе.
— Тише, Дон… Это нормально. Ты защищался. Иначе он убил бы нас. Ты молодец.
Он говорил вполне правильные вещи, но понимание того, что я убил человека, выворачивало желудок наизнанку. Меня стошнило. Весь не переваренный завтрак вывалился наружу. Вытирая губы, я продолжал сипеть:
— Убил, убил. Представляешь? Убил…
Из подъезда выскочил охотник, завертел головой. Коптич выстрелил навскидку. Заряд дроби увяз в разгорячённом асфальте далеко в стороне. Охотник метнулся обратно, а звук выстрела вернул мне ощущение реальности. Ещё ничего не закончилось. Возле нас кружили два коптера, третий держал на прицеле вход в подъезд, четвёртый завис над головами. Съёмочная группа взялась за нас всерьёз. Не дай бог, вторую команду охотников подтянут, совсем весело станет.
Мы добежали до троллейбуса. Из-за угла выглянул тот же охотник. Он не стал подставляться под ружьё Коптича, вскинул винтовку и выстрелил первым. Я отметил про себя: трёхлинейка. Пуля угодила в верхнюю часть троллейбуса, прошила его насквозь и выбила бетонную крошку из пятиэтажки на другой стороне улицы. Охотник передёрнул затвор и снова выстрелил.
Коптич швырнул меня к троллейбусу, выстрелил от бедра и крикнул:
— Бежим!
На бегу он преломил стволы, вытащил пустые гильзы и вставил новые патроны. Сзади снова громыхнула винтовка. Пуля прошла выше. Не сговариваясь, мы вильнули в проулок и побежали вдоль ряда разросшихся акаций. Позади, не отставая от нас, летели два коптера. Режиссерская задумка завалить на выходе двух зайцев не сработала. Зайцы оказались слишком шустрыми. Но это и раззадоривало. Охота становилась интереснее. Охотников стало меньше, зайцы вооружились и того гляди сами начнут охотиться.
Дорожка уткнулась в теплотрассу. Когда-то через неё был перекинут деревянный мостик, но теперь от него остались гнилые обломки. Насколько давно жители ушли из города? Судя по разрухе, по разросшимся деревьям и слою пыли в квартирах, лет двадцать точно, а то и все тридцать.
Я присел на корточки, заглянул под трубы. Пробраться под ними не вариант, если только предварительно поработать топором. Но это время, да и топора нет. Коптич подставил мне сложенные ладони. Я наступил, ухватился за крепление теплообмотки, подтянулся, потом протянул дикарю руку и втащил наверх. Тут же раздался крик Жестянщика:
— Вижу их! На трубе!
С высоты я разглядел обоих охотников, они стояли шагов за сто от теплотрассы, возле кирпичной коробки теплопункта. Жестянщик указывал в нашу сторону, Кромвель целился из винтовки. Ждать, когда он совместит цель с мушкой мы не стали, спрыгнули в кусты по другую сторону. Чтобы догнать нас, охотникам придётся перебираться через трубы. Мы успеем уйти. Ещё бы избавиться от коптеров. Эти механические твари выдают нас с головой.
— Сбей их, — крикнул я Коптичу.
— Пусть летают. Собью, пришлют другие. Мозгоклюй от такой картинки не откажется. Заяц убил охотника! — он хлопнул меня по плечу. — Такого ещё никогда не было. Мы с тобой на весь Загон прославимся, а потом и на всех Территориях. Наши портреты в каждом трактире висеть будут. Зачётно?
— Какая покойнику разница, где висит его портрет?
— Ай, какой ты скучный, Дон. Это же слава! Многих помнят после смерти? А нас запомнят.
— Это если умрём красиво. А если твари сожрут?
— О тварях можешь не думать. Твари не любят, когда много людей с оружием. Я тебе уже говорил, что они ни разу не тупые, даже когда кажутся тупыми? Будут держаться в стороне и слюной захлёбываться, но не подойдут. А если какая выскочит, — Коптич погладил приклад двустволки, — я ей обеспечу достойный приём.
— И ревуну?
— Ревун дело особое. Исключение, подтверждающее правило.
Линия пятиэтажек оборвалась, мы выскочили к широкому руслу оврага. По краю тянулась пешеходная дорожка, за смотровой площадкой справа через овраг был перекинут пешеходный мост. Часть ограждения срезана, но пройти можно. Я посмотрел на коптеры. Они как гончие вцепились в нас и не отпускали. Это действовало на нервы. Режиссёр по-прежнему надеялся свести воедино нас и охотников и, возможно, сейчас подтягивал ещё одну группу.
— К мосту, — махнул Коптич.
Поперёк дорожки лежал столб. Верхний конец зависала над оврагом, к нему проволокой был примотан труп женщины в выцветшем платье и в берцах. Плоть разложилась, солнце отражалось на костях глянцевым блеском, и только с лицевой части свисали лоскуты высохшей кожи и часть седых волос. Пробегая мимо, Коптич хлопнул ладонью по столбу.