— Ты как будто не рад, — дожёвывая бутерброд, сказал я.
— А чему радоваться? — Мозгоклюй взял фужер и с кислым видом опрокинул в себя. Закусывать не стал, ограничился тем, что с шумом втянул воздух носом. — К чему мне ещё одна ставка? Чем больше ставок, тем ниже шанс, что сыграет собственная… Что ж ты не сдох под этим мостом, а? Теперь, видишь ли, надо по-честному. Слово-то какое глупейшее: по-честному. Как будто чеснока объелся.
— Чеснок не любишь?
— Не люблю.
— Ну так я тебя от него избавлю.
— Избавишь? Как ты меня избавишь?
— Хочу договориться с Конторой. Могу предложить ей кое-что в обмен за выход из шоу.
— За выход? — Мозгоклюй заклокотал от смеха, изо рта полетела слюна. — Ты о чём, шлак? Ты до сих пор не понял? На тебя поставили! Крупно поставили! Договариваться с тобой никто не станет, и выход у тебя теперь один: через ворота Загона. А лучше сдохни сразу. Вон у тебя автомат. Застрелись, падаль!
Его повело. Бармен добавил в его фужер коньку, шоумен выпил и замахал на меня:
— Пошёл отсюда, шлак. Давай, давай! Расселся. Заслужи сначала, как я…
Он опустил голову на стойку, а бармен знаками стал показывать: уходи.
Я допил водку. Прав Мёрзлый, у меня стресс, причём, длится уже неделю, а водка пусть и не лучший способ вылечить душу, но облегчение даёт. Да ещё такая мягонькая, идёт по пищеводу как родная.
— Бутылку дашь с собой? — наглея от хмеля, спросил я.
— Только уходи быстрее, — ставя бутылку на стойку, ответил бармен.
— Так и сделаю. Где здесь обитают такие, как я?
— В депо ночлежка, а на первом этаже столовая.
— Лифт есть?
— Издеваешься? Сейчас охрану вызову.
В голове приятно крутилось, так что да, я немножко над ним издевался. Имею право, у меня всё-таки стресс.
— Ладно, не кипятись. Слушай, если уж ты такой разговорчивый, скажи, чё за место? На рай похоже, — я приложился к горлышку. Наклюкаюсь сегодня не хуже Мозгоклюя. — Никак не думал, что здесь такое может быть. Коньяк, водка, ты весь прилизанный, бутерброды с икрой. И главное, хрусталь везде, ковры, красиво. До этого самым красивым местом была столовка в жилом блоке.
— Ты совсем обнаглел, шлак? Ты не имеешь права здесь находится, — наклоняясь ко мне, зашипел бармен.
— Меня Мёрзлый привёл…
— Вот поэтому тебя до сих пор с лестницы не спустили. Но спустят, если сейчас же не уйдёшь!
— Ой, какие мы тут нервные. Кофию перенюхались? — меня всё больше разбирал смех. Я повесил автомат на шею, взял гранату, постучал по стойке. — Орехов нет? Могу расколоть парочку, будешь посыпать ими бутерброды.
Бармен побледнел и отступил к стене. Сзади раздались шаги. Я обернулся: трое. Лиц не разглядел, всё как-то смутно. Приложился к горлышку и начал сосать, словно телёнок мамку. Кто его знает, может они бутылку отнять пришли. Когда последняя капля легла на язык, подумал: а теперь делайте, что хотите. И отрубился.
Никогда я не пил столько. Бутылку в одно рыло! Знающие люди говорили, что с плохой водки поутру раскалывается башка, во рту сушь, руки трясутся. У меня ничего не болело и не тряслось, только лёгкий озноб и ощущение стыда. А ещё жажда. Пошарил ладонью возле пояса, ни фляжки, ни гранаты. Автомата тоже не было. Резко вскочил. Половину помещения занимали двухъярусные нары, как в жилом блоке, только без перегородок и занавесок. В окна во всю лупило солнце, на соседних нарах пацан лет шестнадцати давил на кнопки планшета, при этом звук знакомый, как будто волк яйца ловит.
— Очнулся? — покосился он на меня.
— Сколько время?
— Половина девятого.
— Сколько?
Я нагнулся к счётчику, задрал брючину. До взрыва оставалось двадцать семь минут с копейками. Твою мать! Что ж теперь…
— Техник сказал, как очнёшься, чтоб к нему шёл, — сказал паренёк.
— Где он? — чуть не взвыл я.
— В столовке. Завтракать пошёл. А ты молодец, хорошо вчера того охотника…
Дослушивать, что там было с охотником, не стал. Рванул к дверному проёму. Прошли и стыд, и озноб. На улице закрутил головой: где администрация?
Ночь я провёл в депо, переделанном под общежитие. Спасибо тем, кто меня перетаскивал, могли и на газон бросить. Ага, вон она, где и вчера — напротив ворот. Я побежал. В ботинок попал камешек и при каждом шаге впивался в пятку. Закон подлости в действии. Но это не та боль, ради которой стоит останавливаться. Настоящая боль будет, если не успею вовремя добраться до техника.