— Крайняя квартира слева, — так же шёпотом ответил он. — Из прихожей налево — кухня. Там лёжка… Они оба там.
Мужик хотел жить, поэтому рассказывал даже то, о чём не спрашивали. Я припугнул его на всякий случай:
— Шевельнёшься — убью.
Снял с плеча ружьё, закинул себе за спину и вошёл в прихожую. Первая мысль была: ворваться и длинной очередью расхерачить всех, кто находился на кухне. Но взыграло сомнение. А если не получится? Промажу? Кто его знает, я из этого автомата не стрелял ни разу. Вдруг заклинит? И что делать?
Вспомнил пересказы отца о подвигах прадеда, как тот воевал в Сталинграде. Красноармейцы поступали проще: сначала бросали в помещение гранату и только потом добивали выживших из автоматов. Граната у меня есть. Я отвинтил крышку, дёрнул шнур, отсчитал две секунды и бросил её на кухню. Тоже старенькая, взорвётся, не взорвётся…
Взорвалась. По ушам хлопнуло так, что мозги всколыхнулись. С кухни потянуло дымом и штукатуркой. Я рванул туда. Снайпер лежал у окна сломанной куклой. С первого взгляда ясно — труп. Второго охотника взрывом отбросило к мойке. Лицо разбито, вместо правого глаза — дыра, из шеи толчками выбивается кровь. Он хрипел и окровавленными пальцами пытался ухватиться за край мойки и подняться, но пальцы соскальзывали. Он так и умер, не сумев встать.
Возле снайпера лежала мосинка[5]. Осколками размочалило приклад и сбило одно ложевое кольцо, отчего ствольную накладку увело на сторону. Чтобы починить, нужен хороший мастер. Я попробовал отсоединить оптику, но без инструмента сделать это не реально. Шмонать трупы тоже не стал, побрезговал, хотя там наверняка могло найтись что-нибудь полезное.
Вернулся на площадку. Клетчатый по-прежнему лежал на полу, не убирая руки с затылка.
— Вставай.
Пыхтя, он поднялся. Тело дрожало, глаза бегали.
— Не убивай…
У меня не было на него задания, только на стрелка.
— Карманы выворачивай. Что у тебя там?
Он расстегнул патронташ, бросил мне под ноги. Вытащил планшет, носовой платок, зажигалку. Чужой планшет для меня бесполезен, разве что в чате полазить под чужим именем, похохмить, посмотреть, с какими проститутками этот синий переписывался. А так даже статы не спишешь, взламывать надо. Платок тоже трогать не стал, а зажигалку взял. Чиркнул, огонёк затрепыхал. Сгодиться.
Тронул носком ботинка патронташ. Классика, двадцать четыре патрона, три ячейки пустые…
— В кого стрелял?
Он облизнулся и прохрипел:
— Ни в кого. Я вообще так, попросили. Оружие не люблю.
— Понятно, ты у них типа повар был. Хорошо готовишь?
— Да чё там… Листья. Чё их готовить?
Раздался знакомый зуммер.
Предложение по особому сотрудничеству: выбросить выжившего охотника из окна.
О как. Зачем им это? Хотят сделать красивую картинку летящего с верхнего этажа тела?
Я вывел на экран клавиатуру, набрал:
Алиса, они хотят, чтобы я выбросил этого охотника из окна.
Знаю.
Зачем?
Взрыв гранаты произвёл фурор. Ты номер один в рейтинге. В чатах тебя называют Кровавый заяц. Это тренд. Думаю, теперь в каждом шоу будет такой. Делай всё, что тебе говорят. В Радии твоя картинка с экрана не сходит. Ты герой, ты тот, кто смог перешагнуть шаблоны и сказать: я вам так просто не дамся! О прочих забыли. Твари разорвали двоих фаворитов, но когда режиссер попытался переключить камеры на них, народ едва революцию не устроил, требуя, чтобы показывали только тебя. Понимаешь? Мы сейчас переписываемся, а они видят твою картинку.
Как видят? Здесь ни одной камеры.
А та, что у тебя на голове?
Рука непроизвольно ощупала лоб. Ах да, совсем забыл, техник утром нацепил. Всё, что вижу я, видят зрители, значит, и этого повара, в патронташе которого несколько пустых ячеек, тоже.
Выкинуть, говорите…
— Ладно. Это… Как тебя?
— Тощий.
— Ладно, Тощий. Помоги тела дружков твоих сбросить, и вали куда хочешь.
— Сбросить? — Тощий оживился. — Конечно, помогу. Чё не помочь?
Первым мы взяли того, что у мойки. Подтащили к окну и перевалили через подоконник. Потом перебросили снайпера. Тощий так и не поинтересовался, зачем это нужно. Пока он провожал взглядом падающее тело, я схватил его за лодыжки и рывком отправил вслед за дружками.
Вряд ли он успел проклясть меня, пока падал. Он только орал и махал руками. А во мне не было ни жалости, ни стыда. Вообще ничего не чувствовал. Неужели человек способен настолько быстро привыкнуть к чужой смерти, что она нисколько его не трогает?
Напротив окна застыл коптер Алисы, объектив был направлен на меня. Я поднял руки, показывая средние пальцы: