Я совместил метку коллиматора с плащом и надавил спуск. Сделал так, как учил Гук — плавно и коротко: раз-два. Пули впечатались в спину стрелка. Я увидел, словно в замедленном действии, как прогибается кожа под давлением свинца, как идут по плащу волны, потом всё ускорилось, тело выгнулось и завалилось на столб.
Снизу ударила длинная очередь. Пули пчелиным роем зажужжали возле головы. Я отпрянул от окна. Нападавших явно больше трёх, и на вооружении у них не только вилы.
На лестнице послышался топот. Одна, две, три секунды… Мелькнули полы плаща, я выстрелил, выстрелили в меня. Заряд дроби прошёл выше. Я снова выстрелил. Отстрелянные гильзы посыпались на паркет и запрыгали по нему как горох. Где Рыжик? Где этот чёртов бригадир?!
В коридор ввалился здоровенный некромонгер, заорал и, дёргая цевьё, начал посылать в мою сторону заряд за зарядом. Я вжался в пол, слушая, как с противным звоном рикошетит картечь от стен, и выпустил остатки магазина. Не попал, даже не понял, куда ушли пули.
Здоровяк начал перезаряжать ружьё. Он откинул полу плаща, медленно двумя пальцами потянул патроны из ячеек патронташа, вставляя их в гнездо магазина. А я сжался и ждал, когда он снова начнёт палить.
Из дальней комнаты наконец-то появился Рыжик. Он дуплетом разрядил вертикалку в здоровяка, того бросило вперёд, ружьё вырвалось из рук. Я вскочил на карачки и пополз к нему. Здоровяк ещё дышал. Он попытался дотянуться до приклада, корчился, но сил не было. А у меня появился шанс. По лестнице снова стучали сапоги, и если я успею первым взять ружьё…
Не успел. Чужой каблук ударил в лоб, свет померк. В полубессознательном состоянии я чувствовал, как меня хватают под мышки и волокут вниз. Пятки нелепо бьются о ступени. Кто-то гоготал, словно бесноватый, и бил меня по рёбрам, по тем самым многострадальным рёбрам, которые только-только зажили.
Меня вытащили на улицу и бросили в пыль у дороги. Тем же образом вытащили Рыжика и бросили рядом. Лицо бригадира было разбито в хлам, по всей видимости, по нему прошлись прикладом. Нос сломан, губы в лепёшку, левый глаз заплыл и превратился в щёлку. Зато в правом оставалось немного разума. Рыжик оценил мой вид, и с трудом подмигнул: держись, парень, не всё ещё потеряно.
Хотелось бы верить, ибо нападавшие не выглядели добряками. Я видел человек десять, не считая тех двоих, которых мы завалили. Все в плащах, наголо бритые, с синими полосами на лицах. Ирокезы что ли? У одних полосы вертикальные, у других горизонтальные, в чём отличие понять сложно. Да и вообще я сейчас мало что понимал. В ушах звенело, давали себя знать последствия удара по голове.
Извиваясь ужом, я подполз к Рыжику и прохрипел:
— Чё за хрень?
— Миссионеры, — сплёвывая кровь, просипел бригадир.
— Какие миссионеры?
— Секта. Их раньше много было. А эта… Знаю только, что тварей жрут, и у них от того с головой не в порядке. Говорят, людьми тоже не брезгуют.
Твою ж дивизию… Только людоедов мне не хватало.
Подошли двое, подняли меня на ноги и вытащили на дорогу. Я попробовал снова завалиться, лежать было проще, чем стоять, голова не так сильно гудела, но резкая пощёчина вернула часть сил, а мысли, как ни странно, обрели ясность.
Я увидел броневик и грузовую платформу. Внутри копошились фигуры в плащах, растаскивая то, что там находилось. Оба ремонтника, и молодой, и старый, стояли в сильно наклонной позе, касаясь пальцами асфальта. Из такого положения ничего не сделаешь и никуда не побежишь. Умно. Молодой попытался распрямиться, и сразу схлопотал прикладом по почкам. На обочине лежал Степан, судя по позе, не живой.
Рыжик всхлипывал и повторял:
— Ну, влип… сука… ну, влип… — и сплёвывал красную слюну.
Миссионеры собрали всё, что представляло ценность: оружие, инструменты. Бухты электрического провода обвязали верёвкой, и один бугай, ничуть не меньше того, что завалил Рыжик, повесил себе через плечо.
Подвели ремонтников, поставили в один ряд с нами. Двое миссионеров встали по бокам, остальные распределились по фронту. У каждого ружьё или вилы, у некоторых на поясах длинные ножи в тёмно-бурых ножнах с металлической окантовкой. Чувак с проводами вооружился нашим пулемётом и направил ствол на нас.
Вперёд вышла девка. На рожицу так себе, лет двадцать, и тоже бритая наголо. Глаза влажные и злые. Плащ расстегнут, на шее большой деревянный католический крест, почерневший от времени. Синие полосы перечёркивали лицо наподобие английского флага. Она вытащила нож и сунула остриё мне под подбородок.