Раздался смех, со всех сторон посыпались возгласы: "Сто пятнадцать,.. сто двадцать,.. двадцать пять!"
- Продано! За сто тридцать долларов! - Елена ударила молоточком в маленький гонг. Взяла зайчика, и под смех гостей преподнесла игрушку на серебряном подносе упитанной даме с двойным подбородком, задрапированной словно диван в яркую шелковую шаль.
- Следующий лот!
Шум в зале нарастал. Кира сидела, опустив голову, разглядывая небольшое пятнышко на паркете. Ее душу корежило, хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать визгливые голоса женщин и жирный смех мужчин, но она сидела, сложив руки на коленях, не поднимая глаз, и ждала. Ждала, окончание аукциона. Наконец, последний зайчик был продан, в заде погас свет, вкатили торт, на котором горели свечи. Кира заиграла, гости в зале подхватили: "С днем рождения! С Днем рождения Артур Яковлевич!... Поздравляем любя!..." Качевский под аплодисменты задул свечи, поднял руки, призывая к тишине.
- Я обращаюсь к прекрасной половине, к нашим женщинам! - Он сделал паузу. - Маленький сюрприз! В торте заложена... - На какое-то мгновение, совсем на краткий миг, Кире вдруг показалось, что он сейчас произнесет слово "бомба"! И эта разноцветная толпа, бросится к выходу, давясь, и топча друг друга... - Коробочка с бриллиантом огранки "маркиза"! Счастливица получит ни много, ни мало, - один карат!
Качевский отступил от торта, давая возможность подойти гостям. Дамы устремились с тарелками к торту. Наиболее нетерпеливые, отбросив манеры, запустили по локоть руки в торт, ковыряясь в бисквите, размазывая крем и взбитые сливки. Радикально поступила упитанная дама, которая купила зайчика за сто тридцать долларов. Она с ловкостью обезьяны выгребала целые куски торта и, смяв в ладонях, разбрасывала ошметки по сторонам. Ее примеру последовали другие дамы. Началась настоящая свалка. Кира перевела взгляд на Качевского. Тот сидел за своим столиком, невозмутимо потягивая маленькими глоточками коньяк, но она могла поклясться, что в уголках его рта спряталась усмешка.
- Ах! - раздался разочарованный возглас толпы.
Дама в шелках оказалась проворней всех. С торжествующим видом она держала в руках коробку, всю измазанную кремом. Остальные дамы стояли поодаль, выдавливая на кислых лицах улыбки. Киру разобрал смех. Она прижала ладонь ко рту, чтобы не расхохотаться, и почти бегом вышла из гостиной. Оказавшись в коридоре, изнемогая от смеха, упала на колени, ее скрутило от боли в паху, но она хохотала и хохотала, не в силах остановиться. В таком положении, ее и застала домоправительница Анне.
5.
Взгляд Киры уперся в торпеды коричневых туфель, поднялся выше. Глядя на нитяные чулки, подумала, что у нее были такие же - отвратительного коричневого цвета нитяные чулки из хлопка, которые бабушка заставляла надевать и, которые, она снимала в школьном туалете, надевая колготки, купленные за деньги, сэкономленные на школьных обедах. Взгляд ее перемещался все выше и выше, пока не скрестился с взглядом светло-голубых глаз какой-то нереальной прозрачности, словно на нее смотрели два кусочка льда. Смех еще дрожал в груди, сжав предательски подергивающиеся губы, Кира поднялась с колен, не отводя глаз от лица Анне, искаженное гримасой злобного удивления. Пробормотала:
- Мне нужен туалет.
- Там! - слово прозвучало, словно застывшая капля битума ударилась о деревянный пол: сухо, невыразительно. Рука Анне вздернулась кверху, медленно описала полукруг и застыла, указывая в конец коридора. Кира молча прошла мимо, ускорив шаги, почти вбежала в туалетную комнату, ощущая между лопаток холодный взгляд. Захлопнув дверь, немного постояла, подошла к раковине, открыла кран, закатав рукава блузки, подставила руки под горячую струю воды. Кончики пальцев чуть покалывало, ей было знакомо это покалывание: как предчувствие; знак, только чего? За спиной раздался тихий шелест, скорее интуитивно, чем сознательно, подняла голову, посмотрела в зеркало. От взгляда, каким на нее посмотрел Жорж, дрожь пробежала по телу, отозвавшись резкой болью в сердце. Стараясь, чтобы голос не выдал волнения, с вызовом спросила:
- Разве это не женская комната?
Жорж, не отвечая, достал сигарету, щелкнул зажигалкой. Выпустив кольцо дыма, какое-то время наблюдал, как тонкая струйка дыма втягивается в вентиляционное отверстие, потом перевел взгляд на Киру.
- Корчишь гримасы, выбегаешь из зала. Я все время думаю, что это тебя хозяин терпит. Может, я чего не знаю?
Он подошел вплотную, желваки перекатываются на выбритых до синевы скулах. Кира уходит взглядом от его хмурых глаз. От запаха сигаретного дыма у нее чуть кружится голова, странная слабость разливается от живота к бедрам. Она поднимает глаза, видит, как стало настороженным и слегка вытянулось лицо мужчины, как сузились зрачки его бронзово-желтых глаз, глаз рыси. И неожиданно под этим взглядом она ощущает себя голой, уродливой, и от этого - беззащитной. Ощутив на губах соленый вкус, касается лица, с удивлением смотрит на пальцы: кровь. Прокушенная губа чуть кровоточит, но боль не ощущается.
- Ну? - голос Жоржа звучит глухо, жестко.
- Не знаю, на что ты намекаешь, - Кира хочет ответить уверенно, дерзко, но голос не слушается, вибрирует и тем самым предает ее.
Жорж прикусил сигарету зубами, придвинувшись ближе, коснулся груди. Глядя в его расширившиеся зрачки, Кира хочет поднять руки, оттолкнуть, но продолжает стоять: безвольная, ослабевшая, парализованная от внезапно накатившего страха. Пальцы Жоржа медленно скользят по вырезу блузки, спускаются ниже и неожиданно рука мужчины резким рывком вздергивает юбку. Его пальцы стискивают бедра, причиняя боль. Кира откидывает голову, закрывает глаза, не в силах сопротивляться грубому натиску, и только мысль стучит бешеными молоточками в голове, - скорей бы, все закончилось. До нее не сразу доходят слова Жоржа. Его мокрые губы неприятно щекочут шею, он шепчет. Но она не слышит шепот, она слышит шипение змеи:
- Уже настучала Качевскому про икру? Шестеришь, шалашовка?