- А отец Аннушки... Он что... бросил?
- Как узнал, что беременная, так сразу и ушел. Да и забыла его. Так, с отчаяния встречалась, любила другого, еще со школы. Он сейчас с женой на Дальнем Востоке. Офицер. Не хочу говорить о нем. Думала, никогда не забуду... Да все стерлось, будто кто рукой залез внутрь меня и вынул. - Кира, помешав остывший чай, аккуратно положила на блюдце ложку.
- Мне нравится, как ты играешь на пианино, особенно вот это, - Клава напела мотив, нещадно фальшивя.
Кира кивнула, - это "Опавшие листья". - Она тихо напела: "Когда в одно сердце сливались...И ты была моей судьбой..."
- Красиво.... - вздохнула Клава. Подперев рукой подбородок, она, не мигая смотрела на Киру, глаза ее блестели, на бледных щеках проступил румянец. - Я иногда подсматриваю, когда Жоржа нет, как ты играешь... Так бы и слушала ... И слушала...
- Это Воля меня научил, я же ничего не соображала в джазе.
- Во-ля... - протянула Клава. - Имя то, какое странное.
- Это я его так называла. Когда познакомились, назвался Владимиром Александровичем, а оказалось, - Вольф Исцхокович! - Кира невесело рассмеялась. - Это я потом узнала, когда он умер.
- Любила его?
- Любила? - Брови Киры приподнялись, она покачала головой. - Мне было спокойно с ним. Забавный старикан.
- Так он старик был? - Клава хихикнула. - Сластолюбивый старикашечка? Охочий до молоденьких попок?
- Нет, Нет!.. Не говори так! Нельзя! - Кира бросила неприязненный взгляд на Клаву. - Не говори так. Он, может, единственный после бабули, кто любил меня и... Аннушку.
Клава испуганно заморгала, щеки ее побледнели, она припала впалой грудью к столу, виновато заглядывая в глаза Киры, как побитая собака. - Прости, я не хотела... Дура, я. Что с меня взять!
Кира улыбнулась, - не пугайся так... Что ты, в самом деле. Я его встретила на вокзале. Устала тогда, осень, дождь, холодно... Еще и простыла. Смотрю, старичок все поглядывает в мою сторону. Подошла. Пригласил меня к себе. Думаю, - старый пиз..н, ладно, пошли. Только я ему сразу сказала, - минет делать не буду и целовать тоже. Он кивал, суетился все, носом шмыгал... Приехали к нему домой. А там... Со дня сотворения мира наверное никто не убирался. Он мне и говорит, - вы, милая барышня.
- Барышня? - Клава хихикнула.
- Ты слушай..."Вы, милая барышня, не могли бы у меня убираться"? Я уже хотела послать его, да увидела в углу кабинетный рояль, заваленный нотами. Руки зачесались, я же никогда не играла на рояле. Спрашиваю, - поиграть можно? Он обрадовался, закивал, подошел к роялю, открыл. Бархатную тряпочку снял с клавиатуры. У меня клавиши на пианино тугие, я по привычке и ударила, так он чуть ли не подпрыгнул. "Девочка, моя! Кто же так играет? Я понимаю, рояль - ударный инструмент, но бить зачем? Сила, она должна идти изнутри"! Он так осторожно меня под локоток, сам сел. И начал играть. Я поначалу даже не узнала, а ведь это был мой любимый концерт Бетховена! Моя бабуля играла здорово, но этот старикан?! Он не играл, казалось, музыка сама рождается из-под его пальцев.
Кира замолчала. Клава в нетерпении дотронулась до ее руки, затеребила, - ну... Говори, говори... Что дальше то? Я будто сериал смотрю!
- Повернулся ко мне, глаза так хитро блестят, говорит: "Повторите?" Я села, стала играть... Нет, не то... Не получается. Я сначала... Опять не то. У меня от обиды слезы выступили. Тогда этот старичок положил руку на плечо и говорит: "Вы у меня будете убирать, а я вас буду учить". А я ему отвечаю: "Кто меня и мою дочь кормить будет?" Он сразу как-то просел, глазами моргает, нос опять захлюпал. "Простите", - говорит. Тут уж меня заело, - вы зачем меня привели к себе? А старичок так тихо извиняющимся голосом отвечает: "Смотрю, вы такая молодая, а как загнанная собака с голодными глазами. Мне жалко вас стало. Могу платить, но немного. Пенсия у меня маленькая, профессорская. Вы лучше переезжайте ко мне. Стол будет один, хватит на нас троих пенсии". Я так и притормозила. Откуда вы знаете, что я одна с ребенком? А он так голову наклонил, лысину свою погладил. "Знаю", - говорит. Вот так к нему и переехала с Аннушкой. Поначалу были подозрения, что имеет ко мне червонный интерес, да потом поняла... Одиноко ему было, одному.
- Так этот старичок так и не...? - Клава замолкла, выразительно приподняв ниточки бровей.
Кира усмехнулась, - он - нет, да я сама пожалела его. Ему что надо было? Чтобы я просто спала с ним рядом. Обнимает меня, голую, прижмется к спине, дышит в шею... Говорил, что так китайские императоры согревались молодыми телами наложниц, чтобы у них мужская энергия прибывала. Смешно... Как-то ноты перебирала, а там надпись, "Воле на память". И подпись - Утесов. Я и стала его Волей называть, вот такой нехилый старичок оказался. Залипла я у него, как муха в мёде. Многому он меня научил, все говорил, - ты, Кирочка, ритм должна принять, как биение сердца. Вот ты волнуешься, оно уже по-другому бьется, ты испугалась, - оно трепыхается... Ритм в джазе, он живой, он изнутри рождаться должен. Это не просто восьмушки с половинками, это дыхание музыки. Веселый был, все шутил, - мечта старика - умереть в постели с молодой женщиной. Как накаркал. - Вздохнула Кира.
- Ну,.. а потом, что?
- Потом приехала его сестра из Одессы, выскребла все из квартиры, только ноты отдала. Оказывается, он завещал мне всю свою нотную библиотеку. Я на вокзал уже не могла вернуться, тут соседка моя, Алла, помогла устроиться уборщицей в магазин. А потом увидела объявление, - Кира посмотрела на часы. - Мне к роялю...Труба зовет. - Поднимаясь, спросила: "А почему ты хозяина Бухгалтером зовешь"?
- Говорят, что еще Союз когда был, сидел он... За продажу валюты.
Они вышли из комнатки, Клава закрыла на ключ дверь, подергав ручку, проверила. - Мне тоже пора на кухню. Гаджи уже, наверное, сердится, этот татарин больно горяч.
- Мне кажется, он добрый.
- Они тут все - добрые, - с тайной усмешкой тихо произнесла Клава.