— Отойди-ка в сторонку, Софидион, — шепчет Шлиман, — и одной жертвы хватит. — Он пытается улыбнуться. — Ты ведь должна знать, где меня в случае чего можно будет откопать.
Он начинает ножом осторожно рыхлить землю вокруг медного предмета. Каждая минута кажется часом, но приходится, подавив нетерпение, действовать очень неторопливо: не из-за стены, которая угрожающе нависла над его головой, — о ней он давно забыл, а дабы не попортить ничего, что может представлять для науки ценность. Наконец-то ему удается извлечь этот медный предмет — плоский, длиной в полметра, овальный щит, называемый Гомером «выпуклобляшным».
— Софья, относи, пожалуйста, вещи в дом по мере того, как я буду их находить. Тогда хоть они будут в безопасном месте, если на нас кто-нибудь внезапно нападет. Но только хорошенько закрывай дверь! Ради богов, где наш соглядатай?
— Там, где всегда, — невозмутимо отвечает Софья, снимает с плеч свою большую красную шаль и завертывает в нее щит. — Если он не спит, то курит, а накурившись вдоволь, опять поспит. Он ведь ничего другого и не делает. Во всяком случае, я еще никогда не видела его на раскопках.
Но Шлиман больше не слышит ее слов. Он опять осторожно работает ножом — и земля Трои дарит своему верному пророку одну вещь за другой.
Когда все вещи перенесены в дом, Шлиман с Софьей смотрят на них и не могут насмотреться. Перед ними медный щит, медный котел, медное блюдо, сплавившееся во время пожара с серебряной вазочкой, маленькая медная ваза, круглый флакон из золота весом в 403 грамма, полуфунтовый золотой кубок, ладьеобразный кубок из золота весом в шестьсот граммов, маленький кубок из электрона, шесть серебряных слитков общим весом свыше килограмма, пять ваз, чаша и кубок из серебра, тринадцать медных наконечников для копий, четырнадцать медных топоров, семь медных кинжалов, медный нож, обломки меча, четырехгранный медный стержень, какой-то неопределенный оплавившийся медный предмет, похожий па большой ключ.
— И это в предпоследний день! — задумчиво говорит Шлиман. — Когда я вспоминаю о том, как лежали эти предметы — ровной четырехугольной кучей, то почти уверен, что они находились в деревянном ларе. Да и ключ к нему есть. Вероятно, кто-то из семьи Приама торопливо уложил клад в ларь, а потом его на крепостной стене настигла вражеская рука или пожар и ему пришлось бросить ларь. Тот вскоре был завален золой и камнями находившегося рядом царского дворца. Может быть, несчастному, что пытался спасти клад, принадлежали и те вещи, которые мы нашли здесь же несколько дней назад, — раздавленный шлем, серебряная ваза и кубок из электрона. Короче говоря, Софья, теперь уж, поверь, никто не сможет больше мне возражать: Троя найдена!
— Тебе помогла твоя вера, — просто отвечает Софья и берет большую серебряную вазу, чтобы повнимательней ее рассмотреть. Внезапно ее охватывает изумление — дрожащими руками освобождает она второй стол, бесцеремонно сгребая бумаги мужа, расстилает свою шаль и высыпает на нее содержимое вазы. Звеня, падает один золотой предмет на другой — целая куча тускло поблескивающего металла. И вот они лежат тут — диадемы, цепочки, браслеты, серьги, перстни, пуговицы и бесчисленное множество маленьких золотых украшений. Оба они, стареющий мужчина и его молодая красавица жена, стоят и не могут вымолвить ни слова. Наконец Шлиман, глубоко вздохнув, говорит:
— Записывай, Софья, я буду диктовать!
Когда они закончили составлять опись, близилось утро. На нежно-сером небе над горой Идой появляются лучи солнца, они окрашивают в золотой цвет края плывущих в вышине облаков. Шлиман берет со стола большую диадему и возлагает ее Софье на чело, чуть ниже копны ее черных волос. Вторую диадему, словно ожерелье, он надевает ей на шею и укрепляет подвески в мочках ее ушей.
И впервые, единственный раз в жизни, он называет ее другим именем, но произносит его едва различимым шепотом: — Елена.
Все, что следует за находкой большого клада, происходит в страшной спешке. Чтобы полностью исследовать территорию вокруг места, где был найден клад, приходится снести деревянный домик, пристанище трех лет!
Через три дня, семнадцатого июня, раскопки прекращаются. Шлиман и Софья готовятся к отъезду. В их чемоданах ненамного больше вещей, чем было, когда они приехали в январе. Верные Шлиману люди по частям тайком унесли клад, который теперь называется кладом Приама, в то время, как неверные рабочие, найдя еще один клад, утаили его и расхитили.
«Кубок Нестора»
Кубки из четвертой и пятой микенских гробниц
Перед этим Шлиман и Софья долго и взволнованно обсуждали создавшееся положение. Согласно фирману половина всех находок принадлежала турецкому правительству. Нo можно ли нарушить неделимое единство этого клада? Одну серьгу — мне, другую — тебе, мне правую часть диадемы, тебе — левую? Если бы в Константинополе сидели разумные люди, то с ними, конечно, можно было бы договориться, выкупить, например, принадлежащую правительству долю. Но там нет ни одного человека, у кого хватило бы ума понять, что ради науки клад должен быть сохранен в целостности. Однако если бы был найден способ произвести раздел, то все равно отданная Константинополю часть очень долго оставалась бы недоступной для науки, даже попади она и в самом деле в музей, в чем совершенно нельзя быть уверенным.
Есть еще один веский аргумент: Высокая Порта не соблюла договора. В прошлом году внезапно, как гром среди ясного неба, пришло краткое уведомление, что договоренность, в силу которой Шлиман имел право беспрепятственно вывезти из Турции свою долю, отменяется. Ему вместо этого разрешают продать по собственному усмотрению в самой Турции принадлежащие ему находки. Получив это письмо, Шлиман пришел в ярость. Разве он все еще торгует индиго? Разве он ведет раскопки, чтобы найти вещи для продажи или извлечь выгоду? Разве не тратит он десятки тысяч ежегодно ради науки, ради любимого нм Гомера, не надеясь получить за это ничего, кроме благодарности тех, кому дорога классическая древность?
Нет, дело совершенно ясное: Турция первая нарушила договор. Следовательно, и он, Шлиман, может его больше не держаться! Поэтому-то теперь, три тысячи лет спустя после завоевания Трон, клад Приама плывет на корабле к грекам, у предков которых он однажды ускользнул из рук. Едва его успели найти, как он тут же снова исчез. Теперь, наконец, пригодилась многочисленная родня Софьи. Дядя ее владеет заброшенным и почти развалившимся амбаром по дороге на Элевсин. Тетка живет около Фалера. Кузина замужем за человеком, на винограднике которого стоит очень старая смоковница с большим дуплом. Двоюродный брат имеет у Ликабеттоса домик в саду. Во всех этих местах что-то прячут. Софья, едва прибыв в Афины, отправляется лечиться на остров Искья. Следом за ней едет верный слуга, чтобы сообщить, где спрятан клад.
И вот Шлиману больше не нужно сдерживать свое готовое лопнуть нетерпение. Теперь он может всем и вся объявить о том, что нашел: он нашел не только Трою, но и сокровища Приама!
Весь мир на мгновение затаил дыхание. О том, что происходило там, на юге, в малярийном углу Малой Азии, люди знали из многочисленных газетных сообщений. Но много ли читателей всерьез интересовались древними стенами, будто бы принадлежавшими городу, о котором знали лишь понаслышке или по шатким школьным воспоминаниям? Но клад, столь великий, с таким количеством золота, подобного которому еще никогда не находили, огромный, как сокровища царицы Савской или как сокровища на затонувших кораблях испанской армады, — это читают все, это всем понятно, об этом все говорят!