«Как только папа поступит в университет, станет чиновником, тогда и вы с мамой узнаёте вкус тихого и безоблачного счастья!»
Вскоре случилась странная история: на лице исхудавшего до кожи и костей Мо Чжо вновь появился румянец. Однажды вечером он вернулся очень поздно, и губы его лоснились от жира. Мы спросили, где он пропадал, но Мо Чжо ничего не ответил, а только отвернулся от нас и уснул. Когда он уже видел десятый сон, мы с Ван Чуанем стали совещаться — очевидно, наш друг ужинал в ресторане. Иначе почему бы у него всё губы в масле были? Но откуда он взял деньги? Тогда Грызун вмешался в разговор: «Он определённо что-то украл!» Я пристально посмотрел на него, и мы больше об этом не говорили.
Скоро я узнал о его секрете. Как-то вечером после самостоятельных занятий я вернулся в общежитие, и Мо Чжо опять не было на месте. Я отправился на его поиски. Обойдя всё вокруг, я и тени его не нашёл. Я зашёл в уборную, но вдруг обнаружил, что за стеной туалета полыхает огонь, который то разгорался, то угасал, будто блуждающие огоньки. У костра виднелась чья-то фигура, которая приникла к земле. Боже мой, да это же Мо Чжо! Я подкрался поближе и увидел, как он разжигал листы старой бумаги, в то время как из огня выползали недавно вылупившиеся молодые цикады. Мо Чжо, облизываясь, смотрел на костёр и время от времени обратно закидывал в огонь уползающих цикад. Вскоре костёр погас, не знаю, успели зажариться насекомые или нет, но Мо Чжо с большим аппетитом подбирал их, набивал ими рот и жевал. Мне стало не по себе, и я непроизвольно отступил па два шага назад. Что-то треснуло. Мо Чжо насторожился, перестал жевать и стал оглядываться по сторонам. Разглядев меня, он сначала испугался, а затем смутился. Он бессвязно пролепетал: «Староста, хочешь одну попробовать? Вкусно!»
Я ничего не сказал и не стал есть цикад, но сердце у меня сжалось от горечи. Я смерил его взглядом: под неярким лунным светом он выглядел крошечным зверьком. У меня из глаз брызнули слёзы, подойдя к нему, я обнял его, как собственного брата, и сказал: «Мо Чжо, пойдём!» Он со слезами на глазах принялся умолять меня: «Староста, не рассказывай никому об этом!» Я кивнул: «Не расскажу».
Первого мая условия в школе улучшились: тушёное мясо с репой можно было купить всего за пять мао[18]. Круглый год мы жили в бедности, но на праздник всё изменилось. Каждый ученик расщедрился на порцию вкусного яства. Отовсюду доносилось чавканье, и только иногда кто-то выкрикивал, что в чьей-то тарелке было на один кусочек мяса больше. Я взял свою пиалу и вернулся в класс, когда увидел, что Ли Айлянь в одиночестве сидит за партой, спрятав голову, и даже не шевелится. Я догадался, что материальные условия в её семье опять ухудшились, поэтому, съев немного, подвинул к ней тарелку. Она подняла голову, посмотрела на меня покрасневшими глазами и приняла еду. Я был растроган, но в то же время огорчён, в голове беспричинно стали появляться мысли о благородных поступках и желании кого-то защитить. На глаза навернулись слёзы, поэтому я резко развернулся и вышел из класса. Вернувшись вечером в школу, я обнаружил, что её там уже не было.
Мне показалось это странным, я отозвал в сторону Ван Чуаня и спросил его, что случилось с Ли Айлянь. Он вздохнул и ответил: «Говорят, что её отец заболел». — «Болезнь серьёзная?» — «Вроде бы серьёзная».
Я торопливо вышел из класса, взял у Грызуна велосипед, сбегал в кооператив по соседству и купил килограмм сладостей, затем сразу же отправился в деревню Ли Айлянь.
Её семья была действительно на краю бедности, они жили в покосившейся землянке, состоящей из трёх комнатушек, во дворе было темным-темно, только в одной комнате горела лампочка. Я крикнул: «Ли Айлянь!», из комнат послышался шорох, затем открылась занавеска, и вышла она. Разглядев меня, она удивилась: «Это ты?» — «Я слышал, что дядюшка заболел, вот и пришёл его проведать». Она поблагодарила меня взглядом.
Керосинка, которая висела па стене, излучала тусклый свет. На кровати у стены лежал худой как спичка мужчина среднего возраста, а под ним была беспорядочно настелена мелкая пшеничная солома. Вокруг него кружком толпились несколько сонливых детишек, а у изголовья стояла женщина с собранными на затылке волосами. Наверное, это была мать Ли Айлянь. Как только я вошёл в комнату, всё взгляды обратились ко мне. Я стал торопливо объяснять: «Я одноклассник Ли Айлянь. Мы узнали о болезни дядюшки, вот ребята и отправили меня проведать вас». Затем я передал пакет со сладостями матери девушки.
Тогда мать Ли Айлянь словно очнулась и засуетилась вокруг меня: «Ах, зачем же, это такие дорогие пирожные».
Её отец свесился с кровати и, закашлявшись, протянул мне курительную трубку со стола. Я поспешно помахал рукой и сказал, что не курю.
Ли Айлянь сообщила: «Это наш староста, очень хороший человек, эту… эту еду купил он!»
Только тогда я увидел на столике у кровати тарелку тушёного мяса с репой, половину которого я отдал своей однокласснице. Оказывается, Ли Айлянь так и не съела ничего, а всё отнесла больному отцу. Её братишки и сестрёнки стояли неподалёку и неподвижно смотрели на несколько кусочков мяса в тарелке. У меня снова защемило сердце.
Я посидел недолго, выпил пиалу кипячёной воды, которой меня угостила Ли Айлянь и узнал подробности болезни дядюшки — он напился, и у него начались желудочные колики, его старый недуг. Я дал ему кое-какие наставления и стал прощаться с Ли Айлянь: «Мне надо возвращаться, а ты переночуй дома и уже завтра приходи на занятия».
В этот момент мать Айлянь потянула меня за руку: «Мы тебе очень обязаны, ты уж извини, мы бедны, и нам нечем тебя угостить». А затем обратилась к дочери: «Возвращайся в школу вместе с ним, дома так много людей, обойдёмся и без тебя. Езжай и хорошенько учись…»
Тёмная ночь была безбрежной, а дорога вилась лентой. Я крутил педали, а Ли Айлянь сидела на багажнике. Мы преодолели уже полпути, но никто из нас не проронил ни слова. Вдруг я услышал её всхлипывания, затем она обняла меня за поясницу и прижалась к моей спине, а потом жалобно сказала: «Братишка…»
Меня бросило в жар, и из глаз потекли слёзы. «Сиди спокойно, смотри не упади», — сказал я, а в душе твёрдо себе пообещал: в этом году я приложу всё усилия и непременно поступлю в университет.
До вступительных экзаменов оставалось ещё два месяца, когда появились слухи о том, что среди прочих предметов будет также и география мира. Учителя думали, что на экзамене будут вопросы только по географии Китая, и никак не ожидали, что география мира тоже окажется в списке. Всё запаниковали, потому что чувствовали себя уже достаточно уставшими и истощёнными. У Ван Чуаня началась бессонница, и он не мог спать ночами. Мо Чжо постоянно жаловался на головные боли. Как только он видел учебник, у него сразу начинало рябить в глазах. Разразился шум и гам, всё стали обвинять во всём школу и говорить, что они не вынесут такой муки. Однако ещё большей проблемой явилось то, что ни у кого не было учебных материалов по географии мира. Вследствие этого всё с энтузиазмом начали разыскивать нужные книги. Среди всеобщей суматохи только Грызун весело смеялся. В его любовных отношениях наступал сезон весенней вспашки и посевов.
Паника продолжалась несколько дней, некоторые ученики нашли материалы, некоторые — нет. Чем ближе подходило время вступительных экзаменов, тем эгоистичнее становились люди: нашедшие учебники одноклассники держали это в строгой тайне, надеясь избавиться от лишнего конкурента. Из нашего общежития только Мо Чжо нашёл неизвестно откуда появившуюся пожелтевшую «Географию мира». Но он категорически всё отрицал и сам тайком что-то зубрил, спрятавшись за школой, где когда-то жарил цикад. Мы с Ван Чуанем не знали, что делать, как и Ли Айлянь, мы переживали и метались, словно муравьи в горячем котле. Как-то отец принёс мне лепёшки и, увидев, что я весь пожелтел и был крайне взволнован, спросил меня, что случилось. Я коротко рассказал ему обо всём, как вдруг он радостно хлопнул в ладоши: «Старший сын твоей двоюродной тётки работает учителем в уезде Цзисянь[19], может, у него есть эта книга!»