Тут я тоже вспомнил об этом, и на душе стало радостно. Отец выпрямился, поправил свой пояс и вызвался немедленно идти в уезд Цзисянь.
Я сказал: «Вам ведь сперва нужно вернуться домой и рассказать обо всём матери, чтобы она не переживала».
Отец ответил: «Какие времена теперь, ещё об этом переживать!»
Тогда я возразил: «Но ведь вы не умеете ездить на велосипеде! Туда и обратно будет целых сто восемьдесят ли[20] пути!»
Отец с уверенностью заявил: «В молодости я мог пройти двести тридцать ли всего лишь за сутки». Договорив, он выпятил грудь и отправился в путь. Я догнал его и сунул ему мешочек с лепёшками. Он посмотрел на меня, и улыбка осветила его лицо, обросшее щетиной. Он достал из мешочка четыре хлебца и сказал: «Не переживай, я завтра вечером уже вернусь». У меня на глаза невольно навернулись слёзы.
Вечером во время самостоятельной подготовки я тайком поделился с Ли Айлянь хорошими новостями. Она тоже несказанно обрадовалась.
На следующий день вечером мы с Ли Айлянь по отдельности незаметно выскользнули из школы и встретились за школьным холмом. Мы прошли два ли к выходу из деревни, навстречу моему отцу. Вначале мы беззаботно разговаривали и шутили, но потом день стал казаться безбрежным, а на длинной дороге впереди не было видно и тени человека, только неподалёку старик убирал навоз. Мы не могли сдержать чувства разочарования. Ли Айлянь принялась меня утешать: «Может, у дядюшки разболелись ноги, и он теперь медленно идёт». Я сказал: «А если он не нашёл учебных материалов?»
Тогда мы умолкли и стали ждать. Мы ждали, пока серп луны не склонился к западу. После этого ожидание стало бессмысленным, и мы, еле сдерживая слёзы, побрели обратно. Однако договорились опять вернуться сюда ранним утром.
На следующий день я проснулся с первыми петухами и направился к въезду в деревню. Вдалеке я увидел чью-то тень, подумав, что это отец, я быстро побежал. Но оказалось, что это Ли Айлянь. «Ты встала раньше меня!» — «Я тоже только что пришла».
Утром выпал иней. Зелёное поле покрылось белой коркой. В соседней деревушке то слышались крики петухов, то опять затихали. Мне вдруг стало холодно, я посмотрел на Ли Айлянь, она тоже дрожала. Я снял куртку и накинул ей на плечи. Она подняла на меня взор и не отказалась от одежды, а только посмотрела с чувством глубокой признательности. Затем она медленно ко мне прислонилась. Я замер на месте, мне хотелось опустить голову и поцеловать её. Но я этого не сделал.
Небо светлело, и вот заря уже окрасила восток. Вдруг как будто на краю неба показалась тень человека, которая, спотыкаясь и ковыляя, приближалась к нам. Ли Айлянь резко освободилась из моих объятий и, указывая вперёд, спросила: «Да?»
Я посмотрел и подскочил от радости: «Да, это мой отец, это его походка».
Тогда мы бросились ему навстречу. Размахивая руками, я кричал: «Папа!»
С другой стороны отозвалось эхом: «Эй!»
«Нашли?»
«Нашёл, сынок!»
Я сошёл с ума от счастья и с криками побежал вперёд. Ли Айлянь споткнулась, но я не остановился, а только продолжал не оглядываясь бежать к пошатывающейся фигуре.
«Нашли?»
«Нашёл».
«Где?»
«Не спеши, сейчас достану».
Старик тоже был взволнован, он уселся прямо на землю. Как раз в этот момент наконец-то добежала и Ли Айлянь, она, не отрываясь, смотрела на моего отца. Он осторожно развязал пояс, затем расстегнул пуговицы куртки, потом раскрыл рубашку и из-под груди достал тоненькую потрёпанную книжку. Я выхватил её у отца из рук, книга была ещё тёплой. На обложке было написано «География мира». Затем Ли Айлянь выхватила учебник и, прочитав заголовок, радостно закричала, да так, что покраснели уши: «Да, да, это „География мира“!»
Увидев наш детский восторг, отец только улыбнулся. Тогда я обнаружил, что боковая часть его ботинка треснула, а из трещин сочилась бордовая жидкость. Я помог отцу снять обувь и увидел, что его запылённая и морщинистая нога была сплошь покрыта кровавыми волдырями. Некоторые из них уже лопнули, и нога казалась полностью окровавленной.
«Папа!»
Отец по-прежнему смеялся, он подтянул к себе ногу: «Ничего страшного, пустяки».
Ли Айлянь расплакалась: «Дядюшка, это всё из-за нас!»
Я сказал: «Вам уже шестьдесят пять лет!»
Отец приосанился и хвастливо произнёс: «Ничего-ничего, просто спрос на эту книгу сейчас очень высок, и её невозможно найти, твой двоюродный брат искал её целый день, поэтому я и задержался. Иначе я бы ещё вчера вернулся домой».
Мы с Ли Айлянь переглянулись, и только тогда я заметил, что у неё вся одежда в пыли. Я спросил, не ушиблась ли она. Ли Айлянь засучила рукав, и я увидел на её локте синяк. Но мы всё равно смеялись.
После этого отец серьёзно заявил: «Твой двоюродный брат сказал, что эту книгу тяжело достать, он почти что насильно забрал её у знакомых и велел через десять дней отдать её обратно».
Мы торжественно кивнули.
Затем отец добавил: «Если же десяти дней недостаточно, то оставим книгу себе, скажем, что я по неосторожности потерял её в пути».
Мы сказали: «Десяти дней достаточно, вполне достаточно».
Когда восстановилось наше обычное состояние, отец смерил Ли Айлянь подозрительным взглядом. Я торопливо объяснил: «Это моя одноклассница, её зовут Ли Айлянь».
Она покраснела, ей стало неловко.
Отец засмеялся, и у него в глазах появились хитрые огоньки: «Одноклассники, одноклассники, смотрите, смотрите!» Затем отец поднялся и собрался возвращаться домой по другой развилке.
Я сказал: «Папа, вы отдохните немного, а затем пойдёте».
Он ответил: «Твоя мама, наверное, уже места себе не находит».
Мы смотрели, как отец, медленно передвигая ноги, исчез из виду. Мы с Ли Айлянь держали в руках книгу и не помнили себя от радости. То она посмотрит учебник, то я посмотрю, так мы и вернулись домой. Мы договорились тайком встретиться на следующий день на берегу реки и там начать зубрить «Географию мира».
Утром я взял книгу, пересёк кукурузное поле и пришёл к берегу реки, где когда-то Ли Айлянь косила траву. Я знал, что она придёт раньше меня, поэтому собирался выпрыгнуть из посевов и напугать её. Я раздвинул стебли кукурузы и выглянул. Я застыл на месте и не сделал ни шагу вперёд, моему взору представилась чудесная картина.
На берегу реки тихо и умиротворённо сидела Ли Айлянь. На траве перед ней стояло зеркальце за восемь фэней, глядя в него, она медленно расчёсывала чёрные локоны гребешком с поломанными зубчиками. Она расчёсывалась медленно и очень осторожно. На востоке поднималась утренняя заря, которая своим красным светом озарила профиль её лица и придала ему золотистый цвет.
Вдруг я осознал, что это девушка, безумно прекрасная девушка.
В тот день я был рассеянным. «Географию мира» мы нашли, но эффективность занятий была плачевно низкой, я часто отвлекался. Я заметил, что Ли Айлянь тоже не могла собраться с мыслями. Мы даже немного ненавидели себя за это и не решались смотреть друг другу в глаза.
Вечером мы вышли к большой дороге, и, подсвечивая фонариком учебник, зубрили его наизусть. Может, из-за того, что стемнело, или из-за того, что природа вокруг была тихой и бесшумной, мы сосредоточились до предела, и результаты были хорошими. К тому времени, когда в школе объявили отбой, мы выучили треть книги. Мы удивлялись сами себе и находились в приподнятом настроении. Отбросив учебник в сторону, мы улеглись на траву, не желая возвращаться в общежитие.
Небо было чёрным, а звёзды — ясными. Несметное количество звёзд ярко мерцало на бесконечном полотне небосвода. Оно было таким бездонным и таким далёким. Я впервые заметил, что небо над нашими головами возвышенное, широкое и несказанно прекрасное. Я слушал дыхание Ли Айлянь, которая лежала около меня, и знал, что она тоже смотрит на небо. Мы молчали.
Подул ветер. Стало прохладно, но мы не пошевелились. Вдруг Ли Айлянь тихо спросила: «Братишка, как думаешь, мы поступим?» Я решительно ответил: «Поступим! Конечно, поступим!» — «Откуда ты знаешь?» — «Смотрю на небо и звёзды, оттуда и знаю». Она засмеялась: «Всё ты придумываешь».