Лю Шуанчжу сейчас уже работает как городской, а его одноклассники пашут как крестьяне. Он, наверное, так и не сможет теперь. Раньше это было бы незаметно, но сейчас, когда его сверстники работают с ним бок о бок, это бросается в глаза. Сыну Лю Цзыжуя физически стало работать намного тяжелее, чем прежде. Он готовит смесь из глины и мелко нарезанной овсяной соломы. Солома заблаговременно замачивается, чтобы размякла, и глина тоже заливается водой. Всё это выставили на узенькой дорожке за двориком — всё равно там сейчас никто не ходит. Работа непростая. Сначала сын Лю Цзыжуя разбросал солому на куче глины, затем принялся перемешивать глину граблями. Это тяжёлая физическая работа. По правилам, после перемешивания граблями глину нужно тщательно замесить ногами. Под бульканье глины Шуанчжу продолжает месить.
Жена Лю Цзыжуя вскипятила воду и пошла посмотреть, как дела у сына. Взглянула раз, потом снова вернулась полюбопытствовать. Она очень переживает за него, и каждое его движение отражается на её лице. Вот он топчет глину ногами, а затем опять берётся за грабли, поднимает ими солому со дна и снова топчет. Когда он погружает грабли в глину, видно, что ему приходится наваливаться на них всём телом, а когда вытягивает грабли, его лопатки резко поднимаются вверх, потому что тянуть нужно изо всех сил. От невероятного напряжения лопатки почти что сводились на спине до соприкосновения, и одновременно грабли вытягивали из глины новый комок соломы.
Каждый раз, когда его мать наблюдала эту картину, челюсть её то отвисала, то поднималась вместе с движениями его рук. Она ещё немного посмотрела на сына и вновь быстро побежала домой за кипячёной водой. «Шуанчжу, попей немножко», — говорит она сыну. Сын, однако, не отвлекаясь от своего занятия, отвечает: «Нет, нет, не буду, мне сейчас не до воды». — «Я тебе здесь её оставлю, как же ты даже воды не выпьешь?» — обращается она к сыну. «Не-не, не буду», — отвечает сын. Он вспотел, и мать почувствовала этот до боли знакомый ей запах, он напомнил ей о былых временах, будто бы они опять вернулись. Воспоминания вызвали в ней чувство тоски и небывалой радости. Она осталась подле сына, не в силах оторвать взгляд от его работы.
В этот момент со двора раздалось:
— На крышу пора глину поднимать. Шуанчжу, у тебя всё готово?
— Готово, готово, — крикнул в ответ Шуанчжу, перемешивая глину. — Сейчас подойду.
Со двора крикнули:
— Тётушка, а вы что тут стоите? Аккуратнее, а то вас сейчас глиной забрызгают.
Во дворе Лю Цзыжуя воцарилась атмосфера кипучей деятельности и всеобщей радости, оттого тётушка Лю ощутила небывалый прилив сил и бегала по двору, словно девочка.
Те двое, что сидят на крыше, — это одноклассники её сына. Один из них умеет играть на флейте, его зовут Лю Синлян. Когда он и её сын были маленькими, то часто вместе играли на флейтах. Второй же сидящий на крыше — Хуан Куанжуй. Он очень рано женился и как-то резко постарел, но сейчас, работая со старыми друзьями, повеселел и оттого казался моложе.
Шуанчжу притащил бадью с глиной и собрался снизу закидывать глину наверх, а это, между прочим, самая тяжёлая работа.
Мать ни на секунду не отрывала глаз от сына, и вдруг внезапная мысль заставила её помчаться в комнату за полотенцем. Однако Шуанчжу отказался его принять: он же работает, нет времени утираться.
Сын зачерпнул ковшик глины и резким движением закинул его на крышу. «Бери, бери», — не унималась женщина, протягивая полотенце. «Не надо, не надо», — упирается Шуанчжу и резким движением закидывает ковшик глины на крышу.
«Может, водички хочешь попить?» — снова обращается к нему женщина.
«Не надо, не хочу, не надо», — в словах сына появилось раздражение. Но это ведь нормально — то, что он не притворяется и честно выражает своё недовольство. Если бы он вёл себя иначе, он бы не был её сыном. Стесняются и сдерживаются только посторонние люди. У жены Лю Цзыжуя было очень радостно на сердце, и казалось, что она вновь помолодела. Она ещё немного полюбовалась работой сына, а затем зашла за дом: там Лю Цзыжуй замазывал небольшую дырку в стене. «Что же приготовить? — задумалась тётушка Лю. — Приготовлю-ка жареное яйцо с душистым луком. Душистый лук как раз есть в огороде, ещё есть кусок доуфу и рисовая лапша». Мясо уже вчера было нарезано и вечером сварилось в кастрюле с душистым перцем и анисом.
В деревне всегда готовят еду по-простому: во-первых, выбор продуктов невелик, во-вторых, чтобы немного сэкономить дрова. Сперва всегда варяг мясо. Когда мясо сварилось, тут можно и пофантазировать: добавить немного доуфу, поварить вместе — вот тебе и варёное мясо с доуфу. А если с лапшой вместе приготовить, то получится тушёнка с лапшой. Хочешь мясное рагу с овощами? Повари мясо с ямсом и морковкой. Мудрая хозяйка уже всё обдумала: кроме мяса решила сварить большую кастрюлю с жидкой кашей: «Дождёмся, как они закончат работу, и нальём им выпить. Как выпьют, дойдёт очередь до пирога». Готовку она решила начать с каши. Сын с детства любит есть бобовую кашу, поэтому она взяла большую кастрюлю и насыпала туда два вида бобов: красную фасоль и горох, а затем, поразмыслив, решила, что этого не вполне достаточно, и добавила конских бобов. Поразмыслив ещё немного, добавила чечевицы.
Работа на крыше затянулась, и обедать сели под вечер, вроде как ужин получился. Мужчины закончили наносить первый слой глины, теперь нужно подождать, чтобы он подсох. На следующий день нужно нанести ещё один слой, но потоньше, и дать просохнуть ему. И только потом следует прессовать и выравнивать поверхность.
И в первый, и во второй день одноклассники сына поднимались с ним на крышу и помогали ему весь день. Поужинав, они спускались вниз, в свою деревню. На третий день Шуанчжу полез на дом один. Он очень тщательно выравнивал крышу, начал с её задней части и понемногу продвигался вперёд.
На крыше солнце пекло так, как будто пыталось испепелить парня. Его мать уже в который раз влезала наверх, хотела подать ему рубаху.
«Не надо, не надо, не надо, — говорил ей сын, оставшись с голыми плечами: похоже, он был недоволен тем, что мать поднимается наверх. — Вот если бы мне было надо, разве бы я не слёз и не взял?! Ну кто тебя просит сюда лезть-то?» — сказал он неугомонной женщине.
Но не прошло и минуты, как его мать снова вскарабкалась по стремянке наверх. «На, сынок, попей водички», — сказала она, протягивая глиняный кувшин с водой. «Не надо, не надо, мне не хочется пить», — отвечал он ей, не отрываясь от своего занятия. «Ты вот не пьёшь, смотри, чтобы жар не подхватил», — укоряла его мать. «Вот если бы у меня была жажда, разве я бы не спустился и не попил бы? Кто же тебя заставляет по стремянке-то карабкаться?!» — ответил ей сын, и, похоже, он был здорово расстроен поведением матери.
Его матушка просто не может разглядеть его снизу, вот и приходится ей залезать на стремянку, чтобы снова и снова смотреть на сына. Сейчас она опять поднялась на самый верх и смотрит, как ловко сын ровняет крышу. Он вытягивает руки и, с силой нажимая на шпатель, ведёт им на себя. Потом снова прижимает шпатель и снова тянет на себя, выравнивая крышу. Каждый раз, когда он ведёт шпателем по крыше, женщина открывает рот, сопереживает его усилиям и закрывает рот, только когда шпатель останавливается.
«Ты попей водички, пить не будешь — жар подхватишь, что тогда делать будем?» — вновь запричитала она.
«Ты слезай давай, давай слезай», — ответил ей сын.
«Вот попьёшь, я сразу и слезу», — поставила она ультиматум.
Сыну осталось лишь подчиниться. Попив воды, он продолжил формировать крышу.
Те места на крыше, по которым он прошёлся шпателем, блестят, как будто их маслом намазали.
А женщина так и осталась стоять на лестнице и смотреть на сына. Что ж она всё насмотреться-то не может? Шуанчжу закончил ровнять крышу на доме, затем пошёл подмазывать крышу стойла, где осёл стоит, на курятник тоже нанёс один слой глины.