«Вы столько больниц назвали, а какая из них самая дешёвая?» — спросил Цинь Шань.
Ли Айцзе, бросив на него гневный взгляд, сказала: «Нам нужна больница с самым лучшим уходом, неважно, дорогая она или нет».
Повар оказался сердечным человеком и терпеливо объяснил им, какие условия в каждом из госпиталей, и в конце концов помог им определиться с выбором.
Они сбились с ног, пока наконец нашли больницу, Цинь Шань был немедленно госпитализирован. Ли Айцзе внесла восемьсот юаней предоплаты, затем вышла купить коробку для еды, ложку, стакан для воды, махровое полотенце, тапочки и прочие вещи, необходимые в больнице. Всего в палате Цинь Шаня находилось восемь человек, двое из которых были под кислородной маской. Прерывистое дыхание тяжёлых пациентов дополнялось кашлем других больных, звуками отпиваемой воды и сплевываемой мокроты. Ли Айцзе выслушала лечащего врача, который настаивал на проведении томографического обследования Цинь Шаня, которое опять-таки требовало немалой суммы денег. Но Ли Айцзе не хотела считаться с расходами.
Как только Цинь Шань попал в больницу, его лицо сразу стало серым и угрюмым, особенно когда он увидел, что остальные пациенты тоже всё как один хмурые и отчаявшиеся. На него навалилось ощущение, что он привёл в действие гигантскую ловушку, подстроенную жизнью. К ужину Ли Айцзе вышла купить два варёных в чае яйца и большую булку. Пациент на соседней с Цинь Шанем койке, также мужчина средних лет, был очень полным, голова его покоилась на пузыре со льдом. Его жена как раз кормила его. Вероятнее всего, он перенёс инсульт, рот был перекошён, речь невнятная, поэтому процесс поглощения пищи давался ему с неимоверным трудом. Кормившей его женщине было под тридцать, волосы не доходили до плеч, а всё лицо выражало измождение. В один момент по неосторожности она пролила ложку горячего бульона на шею мужа, и пациент в гневе разом выбил ложку из её рук и через силу выругался: «Шлюха! Ведьма! Потаскуха!» Женщина бросила миску и, глубоко уязвлённая, выбежала в коридор.
Ли Айцзе, закончив есть и пить с Цинь Шанем, принялась расспрашивать родственников других пациентов, как заказать на следующий день еду, а также разузнавать, где можно вскипятить воду. Они охотно и доброжелательно объясняли ей. Когда Ли Айцзе, держа термос, вышла из дверей больничной палаты, небо уже потемнело, мрачный коридор весь был заполнен тёмным, холодным зловонием. Возле кучи выгоревших углей из чайной печи она неожиданно натолкнулась на ту обруганную мужем женщину средних лет, которая в этот момент курила. Заметив Ли Айцзе, она спросила: «чем болен твой муж?»
«Так диагноза ещё нет, — сказала Ли Айцзе. — Завтра будет томография».
«А что у него не в порядке?»
«Похоже, что лёгкие, — Ли Айцзе повернула кран водонагревателя и, слушая звук воды, с журчанием и бульканьем льющейся в термос, сказала: — Он всё кровью кашляет».
«М-м-м, вон оно что», — мрачно вздохнула женщина.
«У вашего мужа был удар?» — с участием спросила Ли Айцзе.
«Именно. Ещё называется мозговым кровоизлиянием, он чуть не умер. Пока скорая приехала, половина тела уже не двигалась. Потому и характер испортился, чуть что не по нему — сразу на мне гнев срывает, да ты и сама видела».
«Человек, когда болен, всегда нервный, — сказала Ли Айцзе, закрыв воду и плотно затыкая термос пробкой. Распрямившись, она утешительно произнесла: — Ну, поругает пару раз — и что с того?»
«Эх, такое невезение — иметь больного мужа, горькая доля нам выпала, — женщина раздавила пальцами сигарету и спросила: — Ты откуда приехала?»
«Личжэнь, — ответила Ли Айцзе. — Это пару суток езды на поезде».
«Так далёко… — произнесла женщина. — Наш дом в Миншуй. — Оглядев Ли Айцзе, она сказала: — С койки, на которой твой муж сейчас, только прошлой ночью одного вынесли. Всего сорок два было, рак печени, двоих детей оставил и старуху мать, под восемьдесят. Жена его в голос рыдала — так убивалась».
Рука, в которой Ли Айцзе держала термос, разом ослабела, она упавшим голосом спросила: «Скажите, вы думаете, если у человека и правда рак лёгких, его ещё можно спасти?»
«Не хочу накаркать, но рак неизлечим, — заявила та женщина. — Да уж лучше деньги на лечение потратить на прогулки и увеселения. Но ты бы не беспокоилась так. Как знать, может, это и не рак вовсе, к тому же и диагноза ещё нет».
От этих слов вероятные перспективы представились Ли Айцзе ещё более мрачными, сил не осталось не только в руках, но к тому же и ноги обмякли, перед глазами зарябило и закружилось.
«У вас в Харбине есть родственники?»
«Нет», — ответила Ли Айцзе.
«Тогда где ты остановишься вечером?»
«Я останусь возле своего мужа, буду составлять ему компанию».
«Так ты, наверно, не знаешь, что родственникам нельзя оставаться в палате на ночь. За исключением разве что тех, кого допустили сопровождать тяжёлых больных в критическом состоянии. Судя по тебе, у вас в семье не особенно много денег, гостиницу не потянете, лучше уж остановись со мной — всего сто юаней за месяц».
«А что это за место?» — спросила Ли Айцзе.
«Это в двадцати минутах ходьбы от больницы, среди предназначенных под снос домов, хибары вроде собачьей конуры, там, конечно, не развернёшься. Домовладельцы — пожилая супружеская чета, сдают свободную комнату площадью десять квадратных метров. Раньше я жила с той женщиной, у которой муж болел раком печени, как только он умер, она собрала вещи и уехала домой».
«Не хотелось бы злоупотреблять вашей добротой, — сказала Ли Айцзе. — У вас действительно добрая душа».
«Меня зовут Ван Цюпин, — представилась женщина. — Можешь звать меня сестрица Пин».
«Сестрица Пин… — вымолвила Ли Айцзе. — Мою дочь тоже зовут Пин, Фэнь Пин».
Они вдвоём покинули комнату с чайной печью и, пройдя по сплошь покрытой угольным шлаком мостовой, вернулись в больничный коридор приёмного отделения. Они шли друг за другом тяжёлой, усталой походкой. Родственники пациентов непрерывным потоком ходили туда-сюда, наливали воду, выбрасывали объедки. Мусорное ведро в туалете распространяло прокисший запах, бивший в нос.
Как раз когда Ли Айцзе пора было уходить и идти в комнату Ван Цюпин, Цинь Шань вдруг схватил её руку и сказал: «Айцзе, если у меня диагностируют рак, мы ни в косм случае здесь не останемся, это уже сейчас невыносимо, я уж лучше умру в Личжэне, на нашем картофельном поле».
«Глупости!» — Ли Айцзе заметила, что Ван Цюпин смотрит на них, поспешно отдёрнула руку и немного покраснела.
«Не жалей денег, ты должна хорошо есть и устроиться в приличном месте», — настойчиво говорил Цинь Шань.
«Понятно», — отвечала Ли Айцзе.
Домовладельцы, увидев, что Ван Цюпин привела ещё одного постояльца, конечно, чрезвычайно обрадовались. Старая хозяйка торопливо вскипятила чайник воды, помыла пару молодых огурцов и дала им, чтобы они поели их вместо фруктов. Комната была с низким потолком, обе кровати — сооружены из кирпичей, поддерживающих деревянные планки, между кроватями располагался низкий продолговатый прямоугольный стол, покрытый обшарпанной краской, на нём в куче лежали зубные щётки, зеркало, чайные чашки, туалетная бумага и тому подобные вещи. На стене висели несколько старых поношенных платьев, за дверью в тёмном углу находился ночной горшок с деревянным стульчаком. В тусклом свете маломощной лампочки весь этот вид становился ещё более гнетущим.
Ван Цюпин и Ли Айцзе помыли ноги, выключили свет и, лёжа вдвоём во мраке, стали разговаривать.
«Только что видела, с каким чувством твой муж схватил твою руку, у меня аж глаза от зависти загорелись! — восхищённо сказала Ван Цюпин. — Да-а-а, ваши чувства и впрямь очень глубокие».
«Поэтому после того, как он заболел, я мучаюсь больше, чем если бы заболела сама», — шёпотом произнесла Ли Айцзе.
«Да даже до болезни моего мужа у нас и то не было таких хороших отношений — что ни день, то ссоры. Когда он заболел, я всё же поступала как должно, кто же думал, что нрав этого человека будет становиться всё более и более скверным? Я уже три месяца ухаживаю за ним, а его болезнь всё не отступает, денег в доме не осталось ни гроша, в долгах увязли, тоска такая, что я и жить больше не хочу, оба ребёнка ещё не встали на ноги, а свекровь — обжора и лентяйка, постоянно намёками старается задеть меня».