Тот, все еще растерянно, покачал головой и ответил:
- Нет, не секрет! - и, подумав, прибавил: - Я думаю, что и вам это будет интересно!
Брумерус - хотя было ясно, что он останется, - решил соблюсти форму, он спросил:
- Ты разрешишь, Маргит? Она кивнула;
Метцендорфер не знал, как ему вести себя, когда он наконец вошел в комнату и занял то кресло, в котором сидел тогда.
Глава девятая
Шляпа Гроля, висевшая на стоячей вешалке, начинала качаться, когда внизу по улице с грохотом проезжал грузовик, и слегка вздрагивала, как только кто-нибудь входил в пустой кабинет. А пустовал кабинет уже два дня. Гроль уехал в отпуск на три недели.
Грисбюль не знал его местопребывания, это с одинаковой вероятностью могли быть и Альпы, и Северное море. Дальше Гроль наверняка не поехал, он не поддавался туристской лихорадке. Порой Грисбюль, правда, подозревал, что комиссар по каким-то причинам остался дома - главной причиной могла быть и потеря шляпы, его любимого сомбреро с волнистыми, в жирных пятнах полями. Для такого маньяка по части шляп, как Гроль, этого было достаточно. Грисбюль представлял себе, как тот снова и снова обыскивает свою квартиру, беспокойно бродит по улицам и заходит в закусочные, высматривая, не забыл ли он там свою драгоценность. Но бывали минуты, когда Грисбюлю думалось, что Гроль просто хитрит, что, зная своего помощника и его желание действовать самостоятельно, комиссар нарочно оставил на вешалке шляпу ему в острастку, в знак того, что старик может в любой миг появиться, задать неприятные вопросы, заглянуть в документы.
Чертово сомбреро!
Уже дважды Грисбюль подбирался к этой засаленной шляпе, чтобы отправить ее куда следовало - в мусор. Однако оба раза он отступался - из отвращения, как убеждал себя молодой человек («Противно дотрагиваться до нее!»), на самом же деле потому, что не решался причинить комиссару такую боль.
И сейчас шляпа снова качалась от легкого движения воздуха, влившегося в чуть приоткрытую дверь.
Метцендорфер стучался несколько раз. Ему никто не отвечал. Тогда он позволил себе нажать на ручку. Увидев шляпу, он успокоился: значит, Гроль скоро появится. Даже ему, хотя он мало знал комиссара, казалось немыслимым, чтобы тот расстался со своим головным убором надолго. Он нерешительно огляделся. На столе ничего не было. Метцендорфера это удивило. Он слышал через закрытую дверь упорную дробь пишущей машинки в соседней комнате, и ему показалось, что оттуда доносится голос Грисбюля. Он постучал. Ни дробь, ни голос не смолкли. Тогда адвокат отворил дверь.
Грисбюль перестал диктовать, металлический стрекот прекратился.
- Скажите на милость, - без восторга сказал Грисбюль, - господин адвокат!
- Я ищу комиссара, - неприветливо ответил Метцендорфер.
- Н-да, - сказал ассистент, - нелегкие у вас поиски! Я тоже не знаю, где он. Он в отпуске. - Занятый своими мыслями, он прибавил: - Только шляпу, свою шляпу он нам оставил на память!
Метцендорфер не знал, как быть.
- Досадно! - сказал он. - Крайне досадно! Понимаете, господин Грисбюль, я кое-что выяснил, и мне хотелось бы довести это до сведения комиссара…
Грисбюль отрицательно покачал головой.
- Опоздали, - сказал он, - комиссар и слышать об этом не хочет. Рапорт ушел к следователю… Для нас этого дела больше не существует.
Адвокат пожал плечами.
- Знаю, - согласился он, - и, говоря по правде, ничего нового не выяснилось, во всяком случае ничего такого, что меняло бы состав преступления.
- Вот видите, - равнодушно отозвался ассистент и, повернувшись к секретарше, чуть приподнял лист бумаги в машинке, чтобы прочесть последнюю строчку и продолжить диктовку.
- Я говорил с этой Джиной Трициус, - добавил только Метцендорфер, собираясь уйти.
- Что? - сказал Грисбюль и прибавил на своем жаргоне: - Фифочка? Или что-нибудь другое?
Чтобы потом не разочаровать ассистента, адвокат сразу сказал:
- Но я не нашел тут ничего сенсационного, да и господин Брумерус тоже.
- Брумерус? - спросил Грисбюль.
- Да, - ответил Метцендорфер, - я застал его у фрау Маран.
- Ах, вот оно что, - удивился ассистент, - ну, это вам надо бы рассказать мне. - Поймав любопытный взгляд секретарши, он сказал: - Я имею в виду - насчет Трициус! - и прибавил:-Не здесь, господин Метцендорфер! Перейдемте в другую комнату.
Потом они сидели там, как уже было однажды, Грисбюль за столом комиссара, а Метцендорфер - напротив, и шляпа Гроля подрагивала на вешалке, когда по улице, сотрясая мостовую, катились грузовики.
- Я понимаю, - сказал Грисбюль, - что, собственно, краду у вас время, господин Метцендорфер. Ведь разговор у нас частный. Я, как и вы, прекрасно знаю, что в деле Марана вряд ли что-либо изменится. Но поймите меня: возникает какое-то странное чувство, когда тебе сообщают, что после попытки убийства потенциально убитый навещает супругу своего потенциального убийцы! - Он подумал и прибавил: - В людях очень легко ошибиться. Я иногда считал Брумеруса человеком холодным и равнодушным, вполне возможно, что он таков и есть, но вот его все-таки как-то задело, что женщина теперь осталась совсем одна.
Адвокат был того же мнения.
Он описал, в каком неловком положении оказался, появившись на вилле, и Грисбюль, игравший карандашом, не смог подавить улыбки.
Итак, они прошли в комнату. Метцендорфер с невольным подозрением ее осмотрел, но не обнаружил никаких признаков того, что в ней происходило что-либо, помимо беседы. Это его удовлетворило. Едва они сели, Маргит Маран спросила:
- Как мой муж?
- Я был у него сегодня, - ответил Метцендорфер и невольно взглянул на Брумеруса.