— Можно мне тебя кое о чем попросить? — спросила меня Мерси.
— Конечно.
— Можно я как–нибудь приеду к тебе? В следующие выходные? Мне так надоел этот город.
— Конечно можно.
Потом мы поговорили о котах, школе, в которой она училась, и всяком таком, а затем наступил момент, когда надо было прощаться, потому что впереди были следующие выходные.
— Здорово, значит, я приеду к тебе на следующих выходных, — сказала она на улице, потом обняла меня и поцеловала в губы. И я пошел к метро.
Вернувшись в Литлтон — Стрэчи, я попробовал продолжить работу над поэмой, но никак не мог сосредоточиться, я вообще не мог думать ни о чем, кроме предстоящего приезда Мерси.
Кроме этого, я ждал звонка Порлока, но он почему–то не звонил, а у меня не было ни номера его телефона, ни адреса, что тоже изрядно меня мучило. Больше же всего меня тревожила мысль о том, как я буду развлекать Мерси, когда она приедет. Прежде всего я собирался произвести на нее впечатление изобилием овощей. У меня на поле имелись довольно обширные овощные грядки, которыми я пренебрегал в последнее время. Их надо было срочно привести в порядок. В любом случае у меня росло довольно много спаржи, кроме этого можно было нарвать раннего салата, брокколи, редиски, лука–порея, ранней капусты, зимнего шпината и цветной капусты. И еще ботву молодой репы — главное, не забыть про ботву.
Я купил дом вместе с огороженным полем в четверть акра, которое располагалось между кладбищем и одним из концентрационных лагерей Сэма. Сэм давно стремился наложить лапу на этот треугольничек земли, даже нанимал фиктивных армейских офицеров, которые пытались реквизировать его под тем предлогом, что оно якобы находится в зоне стрельбищ. Мой огород находился в самом дальнем конце этого участка.
В среду я занялся там посадкой поздней капусты и пурпурных побегов брокколи. Затем я собирался прополоть ревень, поскольку это надо делать сразу, как только он появляется, но тут я увидел Бейтмана. Он помахал мне рукой и перемахнул через ворота. На этот раз на нем было декольтированное короткое платье от Лоры Эшли, черная кожаная мотоциклетная куртка и армейские ботинки.
— Эй, профессор! — закричал он.
Я опустил лопату, догадываясь о том, что с овощеводством придется повременить. Бейтман явно намеревался поговорить со мной.
Он любил разговаривать со мной и говорил всегда практически об одном и том же. О людях, которых мне довелось убить. Я неоднократно указывал ему, что все убитые мной были черными, как и он сам, но он говорил, что ему наплевать, так как он антигуанец, а не африканец.
— Привет, Бейтман, — сказал я. Он разлегся на траве рядом со мной, так что платье задралось и подол натянулся на его мускулистых черных бедрах.
— Профессор… я просто подумал, не зайти ли мне к вам и не дать ли вам возможность поделиться со мной своими воспоминаниями…
— Я не испытываю никакого желания вспоминать о войне, — сказал я. — И никогда не испытывал.
— Да бросьте, все вы, старики, любите этим заниматься. Можете без конца трындеть о Черчилле, и Гитлере, и Элвисе, и всех остальных.
— Сознайся, просто тебе нравится это слушать.
— Вовсе нет, я таким образом оказываю тебе социальную помощь… — он попытался выдержать паузу, но не смог справиться с нетерпением. — …Ну, валяй.
— Ну ладно, — сдался я в очередной раз. — Кения отличалась от остальных колоний Британской империи тем, что большинство колонизаторов там происходило из высшего сословия. Еще до войны они прославились своим образом жизни.
— Каким таким образом? — с готовностью спросил он.
— Выпивка, автогонки, охота, внебрачные связи, сексуальные извращения.
— Классно… и погода там, наверно, хорошая.
— Да, и погода там хорошая. Не знаю, но я почему–то всегда ощущал, что поселенцы сами спровоцировали восстание May May — по крайней мере, нигде в Африке такого не было — они поплатились за собственное вырождение…