В течение всей последующей недели зной дрожал над полями, а я размышлял над тем, что мне делать. Оглядываясь назад, я понимаю, что рассматривал совсем не те возможности, которые стал бы рассматривать другой человек. Они были следующими. Первая. Пойти к Сэмам и попроситься жить в одном из их сараев. Я не сомневался в том, что они мне это позволят. Работая над поэмой, я бы вполне прожил на просроченных паштетах и твердокопченой колбасе в вакуумных упаковках. Вторая. Построить себе шалаш в лесу и питаться лисицами и прочими тварями. В свое время я вел войну в буше, так что это мало чем отличалось бы от старых добрых дней в Кении. И снова я бы работал над поэмой до самых сумерек. Третья. Нужно было убить Мерси. Убив ее, я выигрывал в обоих случаях. Если меня разоблачат, я получу чудную камеру, в которой можно будет спокойно работать, а если нет, то вернусь к своему одиночеству. Я не сомневался в том. что смогу получить в тюрьме бумагу и шариковую ручку.
Как можно заметить, ни один из этих вариантов не предполагал обычного разговора с Мерси, когда я мог бы прямо ей сказать; «Дорогая Мерси, прости меня, но не могла бы ты уехать? Все эти люди, которые приходят к тебе в гости, мешают мне работать, уже не говоря о том, что, насколько я понимаю, все эти игры в «друзей, которые трогают друг друга» — прямой путь к церебральному параличу». Но я не мог себе позволить быть настолько невежливым. Вы, конечно, можете считать, что убийство тоже не вершина политеса, но я глубоко убежден, что огромное количество женщин, а также некоторые мужчины были убиты исключительно из соображений вежливости. Я не сомневаюсь в том, что многие мужья, желавшие бросить своих жен, просто не могли огорчить их, не могли заставить себя произнести болезненные признания, а потом терпеть все слезы и крики — они даже помыслить не могли о том, чтобы причинить им такую боль, — поэтому они просто подкрадывались к ним сзади с молотком и проламывали им череп.
И я подумывал об этом же. В Нортгемптоне продавали паленые наркотики. Если бы мне удалось их добыть, я мог бы отдать их Мерси в качестве подарка. А потом какая–то наркоманка отдает богу душу — такое случается сплошь да рядом.
И вот в базарный день я подъехал на «пьяджо» Мерси к задворкам автовокзала. Я надеялся, что на самом деле наркота будет нормальной, зато я получу внутреннее оправдание.
— Надеюсь, у вас есть эта отрава, от которой люди отправляются на тот свет? — сказал я дилеру.
— Конечно, — ответил он. — Сколько хочешь — идет нарасхват.
Я немного удивился.
— Что же тогда ее расхватывают, если от нее мрут? Я думал, что люди стараются обходить такое стороной.
— Сразу видно, сэр, что вы не разбираетесь в наркоманах. Они считают, что чем наркотик ядовитее, тем больше от него улетаешь. Так что это у меня ходовой товар.
Я купил у него порошок, но когда добрался до дому, то понял, что не смогу это сделать. Я вышел на лужайку и выбросил смертельный героин на компостную кучу где он должен был разложиться и придать на будущий год моим кабачкам особый вкус.
В тот вечер в моей маленькой гостиной, как всегда, собрались Бейтман и Зуки, а также еще пара новых друзей Мерси — Джесси и Понтер. Они жили в плавучем доме на барже: Джесси была жонглером, а Понтер изображал серебряную статую на рынке в Нортгемптоне. Видеть его сидящим на диване было несколько неловко, поскольку он не успел еще снять с себя свой скульптурный грим. Я только что накормил их гренками с сыром и собирался принести пирог с грецкими орехами, который приготовил заранее.
— Помнишь, Мерс, когда мы ездили в Лондон за твоими вещами? — сказал Бейтман, пытаясь перекричать телевизор.
— Да.
— Когда мы ехали через Уэст — Энд, я видел кучу людей в свитерах, которые носят в Гарварде и Принстоне, но, по–моему, эти люди не ходили в университет, а если и ходили, то в какие–нибудь другие в Новой Англии, потому что в основном они все торговали хот–догами с прилавков.
— А ты училась в колледже, Мерс? — спросила Зуки.
— Да, я занималась средствами массовой информации в университете Хэрроугейт, — ответила Мерси, — но уже ничего не помню. Как–то мы ездили в одно место… нет, не помню. А ты, Зуки?
— Я же еще в школе.
— Да, я забыла. А ты, Бейтман?
— Я получил средний разряд по столярному делу в тюрьме. Что гораздо сложнее, чем ты можешь себе представить, потому что там не дают никаких острых инструментов. Так что экзамен в основном состоял из теории, хотя мне удалось сделать подставку для чайника с помощью пластмассового долота, бумажных гвоздей и резинового молотка.