Самое ужасное было в том, что его мечта – давно забытая мечта – вдруг снова ожила в те несколько минут, когда он обнимал и целовал ее. В те минуты Стефани превратилась в любовь всей его жизни. Она показалась ему второй половинкой его собственной души – давно утраченной половинкой, которую он всегда стремился найти.
Но это было нелепо. Он просто возжелал ее – свою невесту. И повел себя непростительным образом.
И сегодня он чувствовал себя неловко наедине с ней. Сегодня ее очарование служило, скорее щитом. Она непринужденно болтала с ним по пути в парк и в парке – о погоде, цветах, присланных ей многочисленными джентльменами, с которыми она танцевала на вчерашнем балу, в том числе о его орхидеях, о доброте леди Фрэнсис Неллер и удовольствии, которое она получила от их беседы, о тысяче других вещей, так что молчание ни на секунду не возникало между ними.
Молчание, то редкое молчание, которое возникало во время их памятного путешествия, никогда не было неловким. Но сегодня, похоже, ни один из них не хотел проверять, окажется ли оно таким же естественным.
– Мисс Грей, – сказал он, когда высаживал ее из коляски и провожал в дом, отказавшись от приглашения матери выпить чаю, – вчера вечером я сказал, что не буду просить прощения за то, что было непростительным. Сегодня я передумал. Вы простите меня?
– Конечно, ваша светлость, – сказала она, тепло улыбаясь. – Думаю, вы были правы, отчасти обвинив в происшедшем меня, хотя, конечно вы слишком любезны, чтобы не отказаться от своих слов. Я учусь всему постепенно. Надеюсь, что к моменту нашего бракосочетания я буду знать все на память.
Она протянула ему руку в перчатке, и он поднял ее к своим губам.
– Тогда до вечера, – сказал он. – Увидимся в театре.
– С нетерпением жду нашей встречи, – ответила она.
Уже выйдя из дома и заняв место в коляске, он понял, что его смутило. Хотя она улыбалась и голос ее звучал очень тепло, в глазах ее не было золотых искорок. Странное явление. Разве могут глаза измениться?
Но ее – смогли. В их улыбающейся глубине была пустота.
ГЛАВА 11
Она превратилась в двух разных людей – ее неприятно поразило это открытие, сделанное в те три недели, что оставались до свадьбы, – в двух абсолютно разных людей.
Когда она оставалась одна – но как же редко это происходило последнее время! – или во сне, когда она спала, она становилась Стефани Грей, дочкой викария. Она была девочкой, молодой женщиной, которая следила за домом отца. Она была любимицей жителей деревни и членов семьи самого богатого местного землевладельца. Она ходила ко всем в гости и была другом всем, молодым и старым, бедным и богатым. Она приносила пироги и подарки в виде небольших вышивок больным и беспомощным. Она отказалась от предложения выйти замуж за Тома Ривза, единственного сына помещика, хотя они были товарищами по играм в детстве и друзьями в юности. Она отказалась, потому что знала, что он делает это предложение из жалости, потому что отец ее умер, и она осталась без денег, вынужденная искать работу где-то далеко от родных мест. Дружба казалась ей недостаточно хорошей основой для брака.
Когда она была одна или когда спала, жизнь в деревне казалась ей самой лучшей. Цветы в саду всегда цвели. Жители деревни всегда улыбались. Том всегда казался чуть больше, чем просто другом. А его сестры казались ее собственными сестрами. Когда она оставалась одна, она была довольна тем, кем была. Она была такой, какой воспитали ее родители. Она была женщиной, которой хотела быть. Она была собой.
Но когда она не была одна – большую часть времени за эти недели, – она превращалась в невесту герцога Бриджуотера. Она одевалась, как того требовала роль, – богато и элегантно. И она жила, как того требовала роль – тщательно выбирая каждое слово, каждый шаг, каждую реакцию. В этой Стефани не было ничего необдуманного. Она редко допускала ошибки. После мягкого укора, последовавшего со стороны герцогини – «Все иногда ощущают потребность в одиночестве, Стефани. Но герцогиня всегда живет на публике. Она учится жить без одиночества», – больше упреков не было, лишь изредка ей приходилось выслушивать порицание. Как тогда, когда она извинилась и слишком тепло улыбнулась помощнице модистки, которая терпеливо достала более дюжины шляпок из коробок, чтобы обнаружить, что Стефани ничего не подходит. «Герцогиня не извиняется перед слугами за работу, которую они выполняют, Стефани».
Со своим женихом она держалась так, как должна держаться будущая жена. Больше никогда ему не придется сравнивать ее с проституткой – хоть он остановился до того, как произнести это слово на балу у маркизы Гайден, она знала, что именно это он имел в виду. Когда они оставались одни, она любезно беседовала с ним на любую подходящую тему. Если они не были одни, она отдавала все свое внимание другим. Никто не обвинит ее в том, что она вешается на мужа.
Он не целовал ее все эти недели, кроме поцелуев в руку при встрече и прощании. Если бы он снова попросил о поцелуе, она бы вежливо подставила губы, держа свои руки, тело и эмоции при себе. Когда они поженятся, она предложит ему свое тело. Но только так, как это делает жена благородного происхождения. Она предложит себя для его удовлетворения – никогда для своего, – хотя она подозревала, что все равно его получит. Что более важно, она предложит себя, чтобы выносить благородный плод. Она даст ему наследника. Ее светлость уже сообщила, что это – ее первейшая обязанность.
Она подарит ему сына. С Божьей помощью. Жизнь в обмен на жизнь. Она даст ему сына и, может, тогда почувствует себя настолько свободной, что сможет забрать собственную жизнь. Может, она ощутит, что заплатила ему долг сполна.
Может быть… О, может быть, однажды она снова сможет стать собой. Или ее истинная сущность навсегда будет утрачена в этом браке? Даже если жизнь женщины не принадлежит ее мужу, она все равно становится его собственностью после брака. Все, чем она владела, становится его.
Нет, в ее случае это не было правдой. Он настоял, чтобы по брачному контракту, который составил с мистером Уоткинсом и кузеном Горацием еще в Синдон-Парке, все ее состояние оставалось у нее. Он был добр с ней даже в этом – не правдоподобно добр.
Она не раз имела возможность убедиться в его доброте. Если бы она не была обязана ему жизнью, она бы возненавидела его за эти три недели. Она даже могла бы взбунтоваться, против собственной воли. Но, спасая ее, он проявил только доброту. И после того, как спас, он продолжал оставаться добрым. И он отдал свою свободу ради того, чтобы доставить ее до дома, где бы она была в безопасности.
Когда она не была одна, она была такой, какой ее делала будущая свекровь. Она была такой, какой сама решила стать, поскольку ее тяготило чувство долга. Но она чувствовала себя чужой самой себе.
Она получала перерыв только случайно и на очень короткое время.
Однажды они отправились в картинную галерею Королевской академии, вместе с лордом и леди Джордж Мунро и графом и графиней Гринуольд – ее будущими родственниками. Она шла под руку с герцогом. Они продвигались в толпе от одной картины к другой, обсуждая их достоинства и недостатки. Стефани опиралась в суждениях на свои эмоции. Если картина затрагивала душу, она ей нравилась. Она не пыталась анализировать собственные чувства.
Но его светлость улыбнулся, когда она сказала ему об этом.
– Вы теряете огромное поле для умственных упражнений, – сказал он. – Вы анализируете книги, но не картины, мисс Грей? Вы удивляете меня.
И затем он начал обсуждать один из понравившихся ей пейзажей так подробно, что она была полностью покорена, и ей даже показалось, что до этого она просто не видела картины.
– Ох, – сказала она, – а мне показалось, что она просто красивая. Какая же я глупая.