Он вызывал у Стефани уважение, благодарность и покорность, основанные на ложных представлениях о нем. Но не более. Она ненавидела его, хотя, как он догадывался, должна была вместе с тем испытывать чувство вины, и вполне могла провести остаток жизни, борясь с этой ненавистью. Он не сомневался в том, что женился на почтительной герцогине. Но он не хотел почтения. Он хотел любви. Может, думал он, в Уайтвике… Но времени на мечтания не оставалось. Их ждали гости, которых следовало развлекать весь день и начало вечера. Он почти не видел жену и не успел сказать ей ни слова. Он мимоходом замечал, как она беседует с его родственниками, его друзьями, своими друзьями. Она во многом повторяла величественную манеру держаться, свойственную его матери, но привнесла в нее собственное очарование и красоту. Он сам переговорил с таким количеством людей, какое позволило время.
Конечно, все было правильно в том, что они с женой разделились, чтобы занять гостей. Так все бы и продолжалось, если бы не его импульсивное решение уехать утром в Уайтвик. Как он догадывался, уже был послан гонец, чтобы очертя голову помчаться в имение и задать слугам жару перед его неожиданным появлением. Он не сомневался, что несколько дней в доме будет царить паника.
Мысль об этом вызвала у него на лице улыбку.
Но наконец он остался с ней наедине. Они поужинали вдвоем, сменив свадебные наряды на вечерние туалеты. Они заняли друг друга беседой, как любая другая благовоспитанная пара. Они продолжили разговор в гостиной, до и после того, как сначала она, а потом он сыграли друг для друга на фортепьяно. Они вместе выпили чаю.
А потом он провел ее наверх, к ее комнатам, поцеловал руку и сказал, что окажет себе честь навестить ее через полчаса.
Он прошел в свои комнаты и сел на стул в гардеробной. Он оперся подбородком о согнутые в локтях руки. Он закрыл глаза.
И вспомнил, какой она была в ту ночь в гостинице. Такая теплая, красивая, приглашающая и ждущая – как ему казалось. Он задумался над тем, как бы все повернулось, если бы она была той, какой выглядела. Она уже месяц была бы его любовницей. Они были бы очень близки. Устал бы он от нее уже/ Устал бы он от нее когда-нибудь?
Глупая, абсурдная мысль. Она не была такой И он не может больше думать о ней только с точки зрения сексуальных отношений. Она теперь его жена, его спутница жизни.
Он глубоко вздохнул и с шумом выдохнул воздух. Пора позвать слугу. Нельзя заставлять ее ждать дольше назначенного времени. Она, наверное, нервничает.
Она не боялась. Было бы глупо для женщины двадцати шести лет испытывать страх перед физическим процессом, который, наверное, станет для нее таким же привычным, как дыхание за следующие месяцы и годы. Она напомнила себе, что должна радоваться, что с ней это вообще случилось. В прошлом она не ожидала, что это когда-либо произойдет. Она всегда этого хотела. Она всегда хотела иметь детей – даже очень сильно.
Он был мужчиной, которого она находила физически привлекательным. Он был мужчиной, которого она любила. Она не боялась.
Ей лишь хотелось, чтобы он остался просто мистером Мунро. Мистер Мунро ей понравился Он был таким добрым. Он бы тогда принадлежал к ее миру. Ей бы не пришлось меняться. Ей бы не приходилось контролировать каждое свое слово и движение, чтобы быть уверенной в том, что все, что говорится и делается, – по правилам. Ей не пришлось бы почти возненавидеть его из-за того, что она жила в постоянном страхе опозориться и вызвать его неодобрение.
Она действительно почти его ненавидела. Но она также любила его.
Сегодня ночью она будет настоящей герцогиней, такой, какой он ожидал увидеть – спокойной, изящной, бесчувственной. Это не будет слишком сложно. Она же не боится, в конце концов.
Она приветствовала его спокойной улыбкой, когда он постучал в двери и вошел. Она стояла спокойно, пока его глаза скользили вниз – от распущенных волос по шелковой ночной сорочке, украшенной кружевом, до босых ног.
– Входи, Алистер, – сказала она. – Позволь мне налить тебе бокал вина. – Она позаботилась о том, чтобы вино заранее прислали. Она налила бокал и себе тоже, после чего протянула ему его вино. Ей хотелось, чтобы он увидел, что ее руки не дрожат, что она – не какая-нибудь дрожащая девчонка-невеста, недостойная своего нового положения.
– Тогда, может, мы выпьем за наше здоровье? – спросил он. – И за наше счастье, Стефани? Значит, за наше здоровье и счастье.
Он поднял свой бокал.
Она коснулась его бокала своим, и они выпили. Он смотрел на нее, пока они делали это. Ей захотелось, чтобы он улыбнулся. Она и сама хотела улыбнуться ему. Но она не станет рисковать – вдруг ее поведение покажется ему кокетливым.
– Возможно, – сказал он, – мы будем счастливы. Будем?
Чтобы скрыть, как ее влечет к нему, она взяла его пустой бокал и поставила рядом со своим, наполненным наполовину, на поднос.
– Я постараюсь, – сказала она, – сделать тебя счастливым, Алистер. Всегда буду стараться. Только скажи мне, как.
Он слегка улыбнулся ей. Уголок рта приподнялся. На лице его было выражение, с которым она раньше не сталкивалась.
– О да, – сказал он. – Ты тоже будешь счастлива, верно, Стефани? Мы попытаемся сделать лучшее, что сможем. И я приложу все силы, чтобы ты никогда не пожалела о том, что произошло сегодня утром – и произойдет вечером. Это будет мой рецепт счастья. Мы оба постараемся.
– Да.
Ей вдруг захотелось провести рукой по его щеке. Но с герцогом Бриджуотерским нельзя позволить себе подобное. Даже если он был ее мужем.
– Тогда пойдем. – Он протянул ей руку, стараясь найти глазами ее взгляд. – Пойдем в постель, Стефани.
– Да, – сказала она.
Она шагнула вперед слишком быстро и немедленно замедлила шаг. Наверное, она все – таки немного нервничала. Поскольку его мать давала ей разъяснения, ей не хотелось задавать вопросы. Возможно, она и не должна была. Должна ли она сама поднять подол сорочки или подождать, пока он сделает это? Должна ли она обнимать его, или руки лучше оставить на кровати? Должна ли она сказать что-то после того, как все закончится, или следует сохранять молчание? Стыдно в ее возрасте знать так мало.
Она решила оставаться пассивной. По крайней мере, так она не наделает ошибок. Может быть, он сам скажет, чего хочет. Она быстро учится, она доказала это за последний месяц. Совсем скоро она выучит, чего от нее ожидают в брачной постели. По крайней мере, она знает, чего он не хочет. Она не забыла урок, который ей преподали в зимнем саду Элизабет.
Он задул свечи, как только она легла. Она была рада этому. Она немного волновалась и боялась. Ее тело слишком долго принадлежало только ей. Даже присутствие служанки смущало ее весь прошедший месяц. Но служанка хотя бы принадлежала к ее полу.
Он лег рядом с ней, придвинулся ближе и поцеловал ее. Так он целовал ее два раза – о поцелуе под дубом в Ричмондском парке она не хотела даже вспоминать. Она должна была быть готова к тому, чтобы испытать то же самое. Ее грудь немедленно напряглась, и она почувствовала смутную боль внизу живота. Она вызвала у него отвращение, когда показала, что чувствует, на балу у Элизабет. Ей пришлось напомнить себе об этом и несколько раз вызвать в памяти унизительные картины. Только не сейчас. Больше этого не должно повториться. Она вцепилась в матрас и старалась перебороть потребности тела.
Должна ли она раздвинуть губы? Его язык уже проник между ними, так что ей не пришлось мучиться над решением этого вопроса. Должна ли она приоткрыть рот? «Скажи мне, что делать», – мысленно умоляла она его. Она приоткрыла" рот.
Ей еще не приходилось носить ночной сорочки, застегивающейся спереди. Но свекровь и модистка настояли именно на этой модели для первой брачной ночи. В своей наивности она не понимала зачем, пока муж не начал расстегивать пуговицы, одновременно целуя ее. На это ушло немало времени.
Его руки проникли вовнутрь, к ее обнаженному телу. Он очень легко водил пальцами и ладонями. Он коснулся ее груди. Она уже давно чувствовала, как грудь напряглась и затвердела. Она с силой прикусила губу, когда его рука накрыла напряженный сосок. Его локоть лежал внизу живота, и она почувствовала сладостное трепетание где-то между бедер.