Старичок еще издали кивнул Кузьме Ерофеевичу:
— Как живешь, тезка? Да у тебя новый ученик?! Не обижаешь? А то я тебя знаю, старый ворчун.
— Их обидишь, — обмахнулся Кузьма Ерофеевич.
Старичок остановился перед Леней, склонил набок голову, присмотрелся. Леня повернулся к нему спиной. Он чувствовал себя неспокойно под пристальным взглядом старичка.
— Чего стали, папаша? Что я, на выставке, что ли?
Кузьма Владимирович улыбнулся и спокойно сказал:
— Наслышан я о тебе. Не меняешься. Все пилось бы да елось, да работа б на ум не шла. Папаша выручит, так, что ли? Ничего, доберусь я до него, хотя он и большой начальник. — Юрины щеки вспыхнули. Он подскочил к Кузьме Владимировичу:
— Что вы к нему пристали? Если нечего делать дома, так показали бы лучше, как надо работать. А то укоряют все…
Внутри у него что-то оборвалось. «Без году неделя на заводе и уже наскандалил», — с отчаянием подумал Юра.
Но, к его удивлению, тот не обиделся, а предложил:
— Пойдем к станку, сынок. Что тебе непонятно?
Юра был готов сгореть со стыда. Он поплелся за мастером, смущенно бормоча:
— Да я… вообще… ничего…
— Вообще?.. Горяч ты, сынок. Ишь, за приятеля как вступился. Ты сколько времени на заводе?.. Маловато… Ну, если что невдомек, спрашивай меня, — и сердито глянул на Леню. — Вот этого парня не люблю, в глаза говорю — не люблю. Целый год на заводе лодырничает и всех хает. Известно, трутни горазды на плутни…
Кузьма Владимирович взъерошил хохолок седых волос и, глядя Юре в глаза, произнес:
— Только понадежней дружков выбирай.
Он пошел дальше по цеху, часто останавливаясь у станков. Краем глаза Юра увидел, как он что-то объяснял Мише, горячился, сам становился к станку.
Юре очень хотелось послушать, о чем говорил этот взъерошенный, заботливый старичок.
В субботу перед концом смены к Юре подошел Миша.
— Ты уже встал на учет в нашей организации?
— Нет еще, — ответил Юра.
— Ну, все равно. Завтра у тебя срочных дел нет? Тебе говорили, что наши рабочие коллективно строят дом? Хочешь, я нарисую план дома? Замечательный будет домище! Там завтра работает комсомольская смена. О чем тебя попрошу? Поработай пару часов на стройке. Понимаешь, мы помогаем Петровне. Ты ее знаешь — нормировщица. Не откажешься?.. Ну. и хорошо.
Миша ушел. Тотчас же к Юре подскочил Леня.
— Кто она такая — Петровна? Не знаешь? То-то. Говорит — нормировщица. Стали бы они для простой нормировщицы стараться! Не иначе, как тетка шефа или мать главинжа.
— Тогда не пойдем на стройку — и точка! — резко оказал Юра.
Леня всполошился:
— Очумел? Ты потише.
Юрины глаза стали злыми:
— Боишься?
— Тоже придумал — боюсь… Связываться неохота…
Утро выдалось пасмурное. Накрапывал дождик. В воздухе пахло пригорелым молоком.
Юра и Леня вышли из автобуса на окраине города. В Киеве есть такие окраины, похожие на села, — тихие, с зеленью садов и огородов.
Недостроенная коробка будущего здания показалась Юре похожей на сооружение из детских кубиков.
— А, Юра! Иди сюда! — закричал Миша. — Мы тут тебе учительницу выделили. Разрешите представить: каменщица-самоучка Нина Незивайко… А Леня будет работать со мной.
— Пошли, я тебе все объясню, — сказала Нина.
Юра послушно последовал за девушкой.
— Ты у нас на заводе давно? Какую школу кончал? Куда поступал? У нас тебе нравится? — так и сыпала вопросы Нина.
Они подошли к штабелю кирпичей, у которого хлопотала худенькая девушка.
— Будешь вместе с ней подавать мне кирпичи, — приказала Нина Юре. — Познакомься.
Юра ощутил в своей руке узкую, чуть шероховатую ладонь.
Как он ни старался, Майя — так звали худенькую девушку — подавала кирпичи намного быстрее. Юрино самолюбие было задето. Он заторопился и разбил несколько кирпичей.
— Фу, какие дырявые руки! — с досадой сказала Нина Незивайко.
Юра не обиделся. Очень уж дружелюбно смотрела на него Нина.
Постепенно он стал опережать Майю. Юра и не заметил, что девушка просто старается не обгонять его! Он несколько раз посмотрел на Майю. У нее были русые косы, какое-то удивительно чистое лицо, и вся она была нежная и чистая.
Он не знал, как заговорить с девушкой, и, наконец, осмелился спросить:
— Кто такая Петровна?