Вдруг откуда-то появилась Майя.
— Отпустите, ребята. Он больше не будет.
Ребята заколебались. Все-таки дочь Петровны.
Леня воспользовался их раздумьем и исчез.
Майя взяла Юру за руку и вывела из клуба. Она ничего не говорила.
Матовый свет фонарей мягко лежал на рыжих деревьях. А над головой висела полная круглая луна, словно кто-то забросил в небо один из светящихся фонарей.
Они прошли в парк Шевченко и сели на скамейку.
Ветер шелестел в сухих листьях.
Юра прошептал:
— «В багрец и золото одетые леса…»
Свежий ветерок выдул из его головы остатки хмеля.
— Прочтите… — попросила Майя.
Он прочитал стихи об осени.
— Еще…
— О дожде. Ладно? «Я сегодня дождь, пойду бродить по крышам…»
Юра читал стихи поэта Гончарова тихо, стараясь не привлекать внимание прохожих.
— Никогда не представляла, что дождь может быть таким, — задумчиво произнесла Майя, — Таким человечным.
На плечо девушки упал листок. Майя не сняла его. Глаз ее не было видно в тени ресниц.
— О чем ты думаешь, Майя?
— Так. Обо всем.
Девушка, встала.
— Я провожу. Можно? — спросил Юра.
Навстречу им, пошатываясь, спотыкаясь, шел пьяный человек и орал песню. Юрино приподнятое настроение вмиг исчезло. Он не мог отвести глаз от пьяного. Так вот каким был он сам недавно! Это только ему тогда казалось, что он стал сильным и значительным, а другие видели его другим — жалким и слюнявым. И Майя видела…
Краем глаза он успел заметить мимолетный насмешливый взгляд девушки и опустил голову. Поняв, что творится с Юрой, Майя крепко сжала его руку.
Вдали сверкала телевизионная вышка, вся в красных и зеленых огнях, словно праздничная елка.
— Знаешь, Юра, — воскликнула Майя, — давай в первый же дождь погуляем по улицам. И — чур — без зонтика! — Она спохватилась и с досадой добавила: — Я погуляю, а ты как хочешь.
Они подошли к ее дому. Навстречу им из-за угла вышло двое парней. Юра узнал в одном из них Колю Климова.
Страх, противный судорожный страх на миг охватил его. Но или потому, что рядом была девушка или по какой другой причине, он не побежал и даже не отвернулся. Он выставил левое плечо вперед, закрывая собой Майю.
Парни, не взглянув на него, прошли мимо…
И вдруг Юра понял, что угроза Яшки и его дружков не осуществится. Они только запугивают слабонервных. «Сами всех боятся», — так сказал ему подполковник. Как же он, Юра, этого не понимал раньше? Ведь бандиты, как мелкие грызуны, только высматривают легкую добычу и вечно всех боятся: милиционера, дворника, прохожего — даже одинокого, если он смелый.
Юра пришел на завод за два часа до начала вечерней смены, — дома не сиделось. Вахтер в проходной сказал ему:
— Тебя просили, как только придешь, зайти в комсомольский комитет к Чумаку.
Юра удивился: что за официальность? Неужели Миша не может поговорить с ним в цехе? Но воспоминание о вчерашнем дне лежало тревожным грузом на сердце: «Из-за этого…»
В комитете комсомола Миша был один. Его узкое лицо еще больше вытянулось, наверное потому, что на нем не было привычной улыбки. Он указал рукой на стул, и Юра послушно сел. Миша походил по комнате, поглядывая на него исподлобья, ожидая, что он заговорит первый.
Юра молчал. Ему просто нечего было сказать.
— С какой это радости ты напился? — спросил наконец Миша.
— Ты бы хоть о нас вспомнил, — снова заговорил Миша. — Всех опозорил. Подумал об этом?
Что мог сказать Юра? Он тогда ни о ком не думал, и Миша это знает.
— Может быть, это все затея Лени? — допытывался Миша, хотя меньше всего ему хотелось, чтобы Юра взвалил вину на другого.
— При чем тут Леня? — пробормотал Юра.
«Все же я не ошибся в нем», — подумал Миша с облегчением и сказал:
— Леня остался опять в стороне. Это он умеет делать. Но мы все равно решили вызвать его отца в партком. Там с ним как с коммунистом поговорят. Попробуем еще и эту меру. А тебе придется держать ответ перед комсомольским собранием. Ребята очень злы, так что подумай обо всем как следует.
Он подошел к Юре, положил руки ему на плечи.
— Теперь иди.
Миша легонько подтолкнул Юру, и тот вышел.
Он быстро шел по улице. «Что случилось? Ничего особенного. Поговорят со мной на собрании. Подумаешь, как страшно…»