На часах оставалось меньше двадцати минут до окончания рабочего времени, когда Наталья Петровна влетела в мою мастерскую.
- Мила, как хорошо, что ты еще здесь.
Ага, а куда же я денусь, если рабочий день не окончен.
- Звонила Изольда. Через неделю мы устраиваем показ нашей коллекции. Подбери головные уборы к каждому наряду. И, если получится, придумай какой-нибудь новый фасон.
Настроение взлетело птицей. Показы я люблю. Суматошное, но яркое и веселое время. Но вот новый фасон шляп…
- Наталья Петровна, а разве модели пробников, что я вам утром сдала, не пойдут?
- Подойдут. Но Изольда хочет мастер-класс по изготовлению шляпок. И обязательно что-то оригинальное. Поэтому, думай, твори.
- Ага, вытворяй.
- И вытворяй, если тебе так захочется. Мастер-класс на тебе.
Черт, черт, черт. Этого мне только не хватало. Нет, сложностей никаких, провести можно, но вот контингент учениц вызывает сомнения. Смогут ли они повторить за мной? Значит, надо придумать не только оригинальную, но и простую модель.
Настроение скатилось вниз, но потом вдруг снова наладилось. Подумалось, что это не проблема. Вот лягу спать, и, может снова увижу свой волшебный сон. А нет, так возьму старую модель и немного доработаю. Время еще есть.
Летний вечер вступал в свои права. Город остывал, воздух стал прохладнее и насытился влагой. Появились первые тучки. Видимо к ночи пойдет дождь. В общагу сразу ехать не хотелось, и я, слившись с толпой, просто пошла по улице. Зашла в супермаркет, взяла большой пакет мороженого. Съедим с Фридой Леопольдовной.
Ох ты, при мысли о старой актрисе что-то больно укололо в сердце. Что-то случилось? Тревога заставила меня окончить прогулку и сесть в автобус. Мне повезло, следующий автобус ждать не пришлось, и вот я дома. Поспешила к себе. Мороженое сунула в холодильник, переобулась в тапочки и постучала в соседскую дверь.
На стук никто не ответил. Может, женщине плохо? Постучала громче и прильнула ухом к дверному полотну.
- Там нет никого, - голос, раздавшийся позади, испугал. Я стремительно повернулась и Увидела Серегу. Мужик смотрел хмуро, но как-то заискивающе.
- А где Фрида Леопольдовна?
- В больницу увезли. Инфаркт.
Не зря у меня сердце кололо.
- Жива?
- Да, вроде жива. Но, говорят, состояние тяжелое.
- А что случилось-то? Или ты не в курсе?
- В курсе. Я как раз там был.
- И что ты у нее делал? Ну, не тяни козла за хвост, рассказывай.
Серега помялся, переступил с ноги на ногу и снова и несмело улыбнулся. Потом почесал черепушку и, останавливаясь на каждом слове, заикаясь, начал рассказ.
- Так, это, я пришел к старухе, чтобы узнать. как у тебя прощения попросить.
- Вот номер! А чего это у нее?
- Так вы ж дружите, вроде.
Он пожал плечами, а мне хотелось материться. Что за ископаемое! Как портить мне жизнь, это он может, а прощенья попросить – не знает слов. Еле остановила уже пытавшийся выскочить поток обвинительных слов. Не до разборок сейчас, надо наконец выяснить, что же произошло.
- Ладно, проехали. Что там дальше?
- Ну, вот, значит…. Сидим мы в комнате, старуха чай налила, а тут звонок. Она открывает, вбегает сынок ее, игроман. Кинулся ей в ноги, кричит. Что-то вроде бы того, что убьют его, если он денег не достанет. Фрида, значит, говорит, что у нее денег нету, совсем нету, а он как вскочит и давай ее за плечи трясти да кричать, чтоб нашла.
Я прямо офигел. Как можно с матушкой так? Говорю ему, чтоб остыл, а этот придурок подлетел к столу и за ножик, да на меня. Ну, я ему и врезал, хиляк он и с ножом хиляк. А этот упал и у3мирающим притворился. Натурально так глаза закатил и к матери руку тянет, будто из сил последних, да и стонет: «Прощай, мать! Освобождаю тебя….». У Фриды с сердцем и плохо стало. Упала на пол, белая, аж синюшная. А сынок вскочил и давай везде шарить. Я ему кричу, мол, скорую вызывай! А он говорит, тебе надо, ты и вызывай. Ну, я и вызвал. А тот больной все так и искал что-то, да видать ничего не нашел, уж очень ругался, когда уходил. А подружку твою скорая увезла.
Сосед вздохнул и вытер лоб. Еще бы, такая долгая речь. Видно позабыл навыки, если они у него и были.
- Вот сволочь, - выругалась я, - и как таких Земля носит. Довел мать до последней нищеты, а теперь чуть в могилу не упек. Какие же вы мужики, у вас не одно так другое.