— Мне некогда спать. Нужно вечно следить за твоей задницей, которая не может не
находить приключений.
— С моей задницей всё отлично. Могу показать, чтобы ты убедился. — Руки легли на
полотенце, обмотанное вокруг бедёр.
— Я верю! — Поспешно отказался Стефан, и в этот момент в дверь постучали. — Еда.
Завтрак внесли внутрь и поставили на стол. Стефан вручил работнику отеля чаевые и
принялся рассматривать принесенные блюда. Макс ушёл в ванную, чтобы переодеться, и
прежде, чем закрыть дверь, снял полотенце, показывая Стефану, что с ним всё было в
порядке.
— Твоей заднице не хватает хорошего пинка! Скройся вместе с ней, — засмеялся брат и
кинул в него подушку, но она попала в закрытую вовремя дверь.
Пока Макс переодевался, голову Стефана занимали совсем не весёлые мысли. Ему упорно
казалось, что задница Макса уже очень скоро получит эти самые пинки. Минут через
двадцать вернулся Макс. Сел напротив Стефана и замер.
— Что? — спросил, не понимая пристального взгляда брата с пляшущими смешинками.
— Ничего, — хитро улыбнулся он и попытался спрятать улыбку за чашкой с кофе.
— Говори, мать твою!
— Да ты просто побитый лев, черт возьми! — Стефан отставил кружку, чтобы не пролить
кофе, и рассмеялся в голос.
Макс насупился и помрачнел. Он понял, о чём говорил брат. И его это жутко бесило.
— Ладно, ладно, не дуйся. Шрамы украшают мужчин. — Он честно пытался не
улыбаться, но это было сильнее его.
Взрослый, накачанный, суровый мужик с... тонким порезом на щеке. Сразу видно —женских рук дело.
— А с другой стороны, пусть люди думают, что это тебя какая-нибудь красотка в порыве
страсти поцарапала.
— Заткнись! — В Стефана полетела стойка с салфетками, но он увернулся. — Что я
должен сделать с этой хренью на лице?
— Заклей пластырем, — продолжал веселиться брат.
— Зализывать раны будет эта сука, когда я доберусь до неё. Когда буду трахать её сутки
напролёт. Тогда она вспомнит, кем является, и ответит за этот порез. — Глаза Макса
помутнели, зрачки заволокло туманом ярости. Все эти дни его спутниками были таблетки, Стефан и... мысли об укрощении строптивой суки.
— Что ты собрался делать? Ты не можешь ничего. Она жена Нарватова, а он большой
человек в России. К тому же, тендер, видимо, достанется ему.
— Какого хрена он достанется ему?! Тендер получит наша фирма, и точка.
— А как же компромат...
— А никак. Мы с ней всё решим, думаю, её попка не забыла впечатлений от вторжения
моего члена...
Рука Стефана легла на руку Макса, словно передавая ему свое спокойствие.
— Пожалуйста, Макс, не надо. Я тебя прошу. Не трогай её. Давай просто уступим. Просто
сделай шаг назад, всего один раз.
— Ни за что! — Вырвал руку. — Я не прощу ей не только этой царапины, но и
унизительного тона её старого хера с яйцами. Она слишком много о себе думает, я помогу
ей вернуться к прежней самооценке.
— Она права.
— Что?!
— Она права. Ты заслужил и эту царапину, и унизительный тон её мужа.
— Ты не забыл, случаем, чей ты брат? — Макс разозлился еще больше. Грёбаная
правильность Стефана всегда его раздражала. Пай-мальчик, чёрт бы его побрал.
— Это ничего не меняет. То, что ты с ней сделал — непростительно. Она имеет право на
такое поведение.
— Что я с ней сделал? Всего лишь избавил мир от отродья шлюхи и Дастона.
Рука Стефана с силой сжала его запястье, почти до хруста. Макс почувствовал легкую
боль.
— Отпусти.
— Перефразируй предыдущее предложение.
— Иди на хрен! Не устал от этой фразы? — Макс встал и отошел к окну. Посмотрел на
запястье — красное.
— Я устал от тебя! И твоих грёбаных проблем. Ты никогда не задумывался, что ребенок
был твоим...
— Нет, — отрезал Макс, а сам закрыл глаза, вдыхая глубже. Периодически такие мысли
посещали его голову, но он их упорно отгонял. Это отродье не могло быть его ребенком.
Откуда же тогда появлялись болезненные ощущения от мыслей, что ребёнок был его?
Хотел ли он этого ребёнка? Хотел ли он вернуть всё назад? Вернуть её... Нет! Он просто
сходил с ума целыми сутками, выслушивал наставления докторов и глотал таблетки. А
перед глазами стояла она, её прикосновения, её улыбка, её руки, ласково гладившие живот.
Он до сих пор помнил, как прикасался к животу... Все эти три года он упорно стирал из
памяти всё, связанное с ней. Пусть катится к чертям. Не было её никогда в его жизни.