узорами. Сейчас же его руки были неестественно холодны. Внезапно и девушке стало
холодно.
— Холодно, правда? — Она опять говорила с ним. — А ведь, когда-то, наша жизнь была
огнем, вулканом, мы жили, как на пороховой бочке. Ты и сам себя боялся, признайся.
Зачем столько боли? Ты не давал жить сам себе. Почему ты так ненавидел нас, бабочек?
Что мы сделали тебе плохого? Зачем ты отрывал нам крылья? Зачем?!Я больше уже
никогда не взлечу, — горькая слеза скатилась по щеке, а рука непроизвольно, подчиняясь
эмоциям, сдавила руку Макса. —Ненавижу тебя! Ненавижу...
Она отдернула руку и вскочила со стула. Провела руками по лицу и отошла к окну.
— Какого черта ты сейчас валяешься без сознания в больнице, когда на улице такая
красота? Какого черта ты все разрушил тогда, той осенью?! Что бы могло быть у нас
сейчас, если бы не ты? ТЫ отобрал у меня всю семью — мою единственную дочь! Убил
всю мою семью!
Слезы всегда были сильнее нее. Всегда… Девушка заплакала, смотря в окно. Господи, она
не выдержит, не выдержит! Она опять повернулась к нему.
— И почему меня угораздило полюбить монстра? Сука-судьба не умеет шутить! Из нее
херовый юморист. Мы с тобой, словно, пародия на нормальных людей. Все в наших
жизнях извращено… Мы оба больны и несчастны, наши руки запятнаны кровью, мы…
созданы друг для друга, — ошарашено прошептала Ирина, осознавая эту простую истину.
Она взяла его руку с прикрепленными проводами, провела по шершавым пальцам своими
нежными пальчиками и всхлипнула. — Ты очнись, ладно? Пожалуйста. Тут никого нет, поэтому я скажу. Скажу один раз, и больше не повторю. А ты и не вспомнишь, когда
придешь в себя. Я… — Рот девушки открылся, но слова не покинули его. — Я… Ты
знаешь, как это сложно сказать? Хотя бы, догадываешься? — Она набрала в легкие
побольше воздуха и выдохнула. — Я люблю тебя!
Сказала это… Ее глаза закрылись, рука сильней сжала его пальцы. Только эти стены
слышали, только они знают, но они будут молчать.
— Я никогда не повторю эти ужасные слова вслух, и ты никогда ничего не узнаешь.
Потому что любить тебя нельзя. Нельзя в этом признаваться. Это плохо, это ненормально.
Но все эти годы я убивала в себе не только печаль о смерти Дианы, а еще и безграничную
грусть от того, что ты выкинул меня, как собаку, из своей жизни. Весь мир знает, что ты
лежал в клинике, и у тебя были проблемы с наркотиками. Я знаю, что тебе тоже тяжело все
это далось. Но пути назад нет, мосты полыхают. Скоро я уйду, и все закончится.
Ирина замолчала. Вроде бы, все и сказала. В душе — пустота, словно она вытряхнула ее
всю. Нет, осталось сказать последнее…
— Кстати, знаешь, почему Диана? Я видела ее во сне. Были просветы, когда мне не
снились кошмары, тогда в мои сны приходил черноволосый ангел. С глазами цвета
шоколада, с темными кудряшками… Она называла себя Дианой. Говорила «мама» и
показывала на меня, смеясь. Потом говорила «папа» и плакала, затем свет гас, и я
просыпалась… Видимо, на этом — все. Прости и прощай.
Девушка собрала вещи и направилась к выходу. Сразу за дверью ее ждал врач. Все такой
же, недовольный.
— У вас тушь течет, — обратился к ней.
— А у вас нет, — огрызнулась она и вышла из больницы.
Тушь, и вправду, потекла. Слезы только-только остановились. Сколько же надо выплакать
этих слез, чтобы, хоть чуть-чуть, совсем незначительно полегчало. Ирина подправила в
машине макияж и повернула в сторону дома. Пустота тянулась за ней, его лицо стояло
перед глазами. Выкарабкается ли он? Стефан сказал, состояние критическое, но шанс есть.
Дурак, идиот! Пошел, напился и сел за руль. Конечно, так всегда проще. Еще и бизнес
свой отдал. Она просто кипела от злости и раздражения. Но, на самом деле, ее съедал
изнутри страх. Страх, что он может не выжить…
Девушка затормозила у дома. Автомобиль Леши стоял у входа. Он дома? Странно…
— Привет!
— Ира, привет. Думал, ты там надолго задержишься. Как он? — спросил Леша, складывая
вещи в сумку.
— Он… плохо… А что ты делаешь?
— Я собираю вещи. — Мужчина остановился и поднял взгляд на жену. — Анна поменяла
билеты, мы вылетаем через три часа.
—Ммм понятно. В гости не терпится?
— Ир…
— Нет, нет, все хорошо. Я бы тоже торопилась посмотреть Париж, особенно, дом и, если
быть совсем точным — спальню этой барышни…
— Перестань.
— Да, ты прав. — Она устало вздохнула и села рядом, на кровать. — Я несу чушь. Это