— Можно болтать о смысле жизни до утра, можно писать об этом книги или пытаться выразить его в картинах, музыке, стихах. Но все это уже столько раз происходило раньше, столько великих по-настоящему людей влезало в этот океан, да так и не вынырнуло, что я не вижу смысла не только в жизни, но тем более и в болтовне на эту тему. Можно видеть великий смысл во всём, что происходит на свете, а можно, как предпочитаю делать я, не видеть его вообще ни в чем. Результат от этого всегда один. Нулевой. А вот сделать что–то конкретное самой кажется мне куда более достойной задачей. И я хочу, чтобы рядом со мной был не просто любимый человек, с которым хорошо в постели, а мужчина, вершащий конкретный дела. Понимаешь, милый?
— Думаю, моему отцу придется по сердцу такая невестка, — серьезно сказал Даниэль. — Ты буквально повторяешь его слова. У тебя такой же, как у него ход мыслей.
— Я–то ведь собираюсь замуж за тебя, а не за твоего папу, — сказала я устало. — Что мне с этим делать?
— И что же?
— Садись за компьютер, — сказала я. — Пиши.
— Что писать?
- American English teacher.
Даниэль написал эти слова и остановился. Мой мужчина, похоже, нуждался в руководстве ничуть не меньше, чем Борис Аркадьевич. Я подошла к письменному столу, Даниэль сразу же уступил мне кресло.
«Учите язык с настоящим его носителем! — написала я. — Преподаватель из США набирает эксклюзивный курс интенсивного обучения. Контактный телефон. София».
— Вот это да! — сказал Даниэль с восхищением в голосе, когда я перевела ему русский текст. — А я и не знал, как себя к делу нормальному пристроить.
Он выразил радость из–за того, что теперь не будет висеть у меня на шее, и я была довольна хотя бы таким его отношением. Правда, к этому примешивалось лёгкое огорчение: я поняла, что связываю жизнь с человеком, которым время от времени придется руководить… Впрочем, я вряд ли была бы счастлива, если бы он попытался руководить мною.
Мой полуподвал не то, чтобы сильно изменился, но стал, конечно, красивее, чем весной, перед ремонтом. Под внимательным взглядом продавца мы с Борисом Аркадьевичем прошли мимо умывальников и унитазов, душевых кабинок и джакузи, стендов с керамической плиткой и шкафчиков для ванных комнат. В дальнем конце помещения располагалась бухгалтерия и рядом с ней — директорский кабинет. Я коротко постучалась и вошла, Борис Аркадьевич — следом.
Главный арендатор восседал за массивным столом, на котором стоял компьютер и были раскиданы бумаги. Я уже знала, что учредитель сантехнической фирмы недавно уволил директора-женщину и сейчас временно сам исполняет административные обязанности. Ему принадлежало 75 процентов акций компании, а остальными процентами владел еще некто, Борис Аркадьевич подозревал, что этот некто — бандит.
Впрочем, и сам по себе человек, вставший из–за стола, чтобы приветствовать нас, был высок и широк в кости. Казалось, ему не составит никакого труда вышвырнуть нас за двери, если вдруг у него появится такое желание. Неожиданно этот здоровяк заговорил скрипучим тенорком, никак не вязавшимся с его комплекцией.
— Присаживайтесь, София Николаевна, — он указал на стулья, задвинутые под столик для совещаний, торцом прислоненный к директорскому столу. — И вы садитесь, Борис Аркадьевич. С чем пожаловали?
— Во-первых, мне очень хотелось лично познакомиться с вами, Алексей Иванович, — сказала я, украдкой потирая руку, болевшую после медвежьего рукопожатия.
— Мне тоже приятно познакомиться с такой красавицей, — ухмыльнулся наш собеседник, — и это совсем не комплимент, а, так сказать, констатация факта.
— Будем считать, что условности соблюдены, — сказала я, стараясь не отводить взгляд от маленьких глазок Алексея Ивановича. — Главный вопрос, который меня волнует на сегодняшний момент, это арендная плата, которую вы на сегодняшний момент должны.
— Но помилуйте, любезная Софья Николаевна, — удивился сантехник. — Все суммы, согласно с нашим договором, были еще пятого числа переведены на ваш счет.
— Речь идет о совершенно других суммах, в отношении которых у нас существуют устные договоренности.
— Это, наверное, какая–то шутка! — Алексей Иванович беззаботно рассмеялся, показывая неровные зубы. — Я впервые слышу, чтобы у человека беззастенчиво клянчили деньги, не упомянутые ни в одном письменном договоре.
— Хотите сказать, что в августе такая сумма была внесена вами по ошибке?
— Это же самое вы будете утверждать и в суде?
— Не стоит пугать меня судом, — твёрдо сказала я.
— Помилуй бог! — Алексей Иванович. — Я думаю, что суд — это самое последнее место, в которое вам хочется попадать. Я и сам не любитель этих бумажных склок, а партнерам вообще при словах «мент», «прокурор» или «суд» хочется посадить кого–нибудь на перо. Инстинкт вот такой у людей выработался, благодаря дурному воспитанию и полному неверию в очищающий огонь правосудия.