Борис Аркадьевич сокрушенно качал головой: ему несколько раз уже звонили с угрозами, чтобы он подписал какие–то документы, выпытывали мой настоящий адрес, которого он, кстати говоря, не знал. А я даже не была прописана в квартире, зарегистрированной на мамино имя, так что найти меня действительно представлялось проблематичным. Все это убеждало Бориса Аркадьевича в том, что моё распоряжение уехать из страны было весьма дальновидным и правильным. Однако, он еще хорохорился, изображая из себя заботливого опекуна:
— Будь осторожнее, девочка, — говорил он на прощание. — Ты теперь совсем одна против стаи волков.
Я не стала рассказывать ему о Даниэле, а также объяснять, что в нынешней ситуации во многом виноват он сам. К тому же, я как раз сомневалась, что ко мне теперь следует обращаться в единственном числе, но если и стоило делиться с кем–нибудь этой новостью, то уж никак не с моим бывшим директором.
На следующий день мне исполнялось двадцать семь, и на обратном пути из аэропорта я купила в аптеке тестер на беременность. Мама с видом заговорщицы готовила на кухне что–то праздничное, а я прошла в свою комнату и спрятала тестер в ящик прикроватной тумбочки. Зазвонил мобильник.
— Сука, это будет последний день рождения в твоей блядской жизни, — сказал незнакомый голос. — Ты сдохнешь очень скоро, теперь мы знаем, где ты живешь и с кем. Передай привет Алине Ивановне, своей мамаше…
Я закрыла глаза и легла на спину. Сказать, это еще не сделать, отрешенно подумала я, не желая подпускать к себе страх. Может, продать им к чертям собачьим этот полуподвал, да и уехать навсегда в Штаты с любимым мужем. Решай, София Николаевна, это твой выбор. Цены на недвижимость в Москве постоянно росли, и я знала, что Соня Буренина ни за что не рассталась бы за подачку в сто тысяч с помещением, способным в будущем принести миллионы. А что скажет по этому поводу София Блейк?
Когда я проснулась, то увидела, что Даниэль спит рядом со мной, во сне обнимая меня рукой. Он тоже прилично устает, подумала я с нежностью, наматывается по ученикам, ездит в метро, когда у меня не получается его забрать. За неполные две недели жизни в Москве его познания в русском языке значительно укрепились, в чем, конечно же, большую роль играла помощь моей мамы. А мы и в самом деле семья, с удивлением думала я, направляясь в ванную комнату.
Произведя необходимую процедуру, я вновь перечитала инструкцию, чтобы не ошибиться. Прошла положенная минута ожидания. Пятнышко на тестере сохраняло неизменный розовый цвет. Я назову его Николаем, поняла я с внезапной радостью. Именно так!
— С днем рождения, Сонечка! — мама расцеловала меня, обняла, как в детстве.
- Happy birthday! — Даниэль, еще заспанный, засмеялся, подхватил меня на руки.
— Осторожнее, не урони нас! — пискнула я.
— Нас? Та сказала «нас»?
— Да, любимый! — я ткнула ему в руку зажатый в кулачке тестер. — Видишь это розовое пятнышко? Его зовут Ник. Николай, в память о моем отце.
— Как ты знаешь, что это не девочка? — лицо Даниэля не выражало ничего, кроме восторга и счастья.
— Знаю-знаю, вот увидишь, — я перестала заглядывать ему в лицо и прижалась к его груди. — Я так счастлива, любимый.
— Это то, о чем я подумала? — неуверенно спросила мама, все так же стоявшая рядом, в то время, пока мы болтали по-английски.
— Да, мамочка, это то самое, — ответила я, по-прежнему прижимаясь к Даниэлю посреди гостиной, в московской квартире, заработанной мной. — Мы назовем его Колей. Коленькой…
В наступившей тишине резко зазвонил домашний телефон.