Выбрать главу

— Назовешь меня шлюхой еще хоть раз, и я откушу его. Почему ты это делаешь? Развяжи меня, — приказала я, ощутив, как мои эротические мысли и чувства исчезли с оргазмом.

Пэкстон встал и отошел от меня.

— Нет, потому что ты такая и есть. Доказательства ты только что получила. Все вы — изменяющие шлюхи. Не твоя вина, что ты родилась с киской.

С выбросом глупого дофамина вернулась рациональность суждения. Я проклинала себя за то, что позволила этому случиться. Ах. Как глупо.

— Развяжи меня, Пэкстон, — потребовала я во второй раз.

— Нет, я снова позвоню твоей подруге, и ты поговоришь с ней. Спросишь, что она имела в виду.

— Нет, не спрошу.

Два шага и Пэкстон снова был возле меня, его пальцы впились мне в челюсть.

— Спросишь. С этого момента ты будешь делать все, что я тебе скажу. Ясно, Габриэлла, или кто ты там? Поняла?

Я отдернула голову вправо, застав его врасплох, и подняла колени. С силой толкнула его ногами, заставляя отступить на несколько шагов. Я села, растягивая свои путы, пока не освободила одну руку, затем другую. Пэкстон снова рванул ко мне, но в этот раз я была готова. Мои ноги взлетели вверх, уткнувшись ему в грудь, и по выражению его лица стало ясно, что это было больно.

— Чего, мать твою, ты хочешь от меня? Что за хрень, Габриэлла? Будь ты проклята! Будь проклята за то, что сделала с нами! Будь проклята за то, что устроила весь этот переворот!

— Нет, будь ты проклят за то, что устроил это, Пэкстон. Пошел ты к черту! — повторила я его слова, вот только мои слова были мягкие и невинные, в отличие от его — полных злости. Он оттолкнул мои ноги от своего тела и отступил назад, проводя руками по волосам и глубоко вздыхая.

Я встала на ноги, пряча грудь в платье.

— Ничто на этих фотографиях не указывает на то, что я изменила тебе. Ничто.

Взгляд, которым он меня наградил, был истинным неверием.

— Серьезно, Габриэлла? Посмотри снова, — приказал он, с силой схватив меня за руку. — Видишь? Посмотри на это. Его руки касаются тебя. На каждой хреновой фотографии он касается тебя.

— Ты говорил с ним, Пэкстон? Конечно, говорил, но это ведь огромный секрет, да? Что-то, что ты не хочешь, чтобы я узнала когда-либо. Что ты знаешь, Пэкстон? Почему бы нам не начать с этого? Я расскажу тебе, а ты расскажешь мне. Хочешь поиграть? А? — спросила я, когда мои эмоции снова изменились, на этот раз на ярость. Как он смеет? Кем он себя возомнил?

— Он солгал. Как и ты, Габриэлла. Он солгал.

— Но ты не скажешь мне, что он рассказал, так ведь?

— Тебе не нужно знать.

— Конечно же, мне не нужно это знать, но тебе нужно знать все, что я скрывала, — ответила я с раздражением. Это было так запутанно. Я даже не знала, что я вообще скрывала от него, он же хотел знать все. Он хотел ответов, которых у меня не было, тем не менее, делиться тем, что знал, он не собирался. Как запутанно.

— Позвони своей подруге.

— Нет, я вернусь в коттедж, а ты можешь идти к черту. Я знаю, во сколько ты отправляешься на работу. К этому времени я буду тут.

Пэкстон издал что-то похожее на злобный смешок.

— Ты никуда не пойдешь.

Я схватила телефон со стола и пронзила его взглядом, словно кинжалом. Затем разблокировала телефон, мы смотрели друг на друга, пока он ожидал, когда же я позвоню Ми. Вот только я не звонила Ми. Я набрала три цифры — девять-один-один — и навела палец на кнопку вызова.

— Я не твоя шлюха, Пэкстон. Ты мне не нужен. Мне нужны только мои девочки и все.

— Ты шутишь. Ты никогда не заберешь их. Только через мой труп. Дай сюда телефон.

— Ни за что, и мы можем продолжать это, сколько захочешь. Тебе не забрать их у меня, и если мне придется попросить помощи извне, то я это сделаю, — пригрозила я, указывая на него телефоном, бросая ему вызов, что, если он пошевелится, я тут же наберу экстренный номер.

— О, да, ты умеешь просить помощи извне, особенно с дополнительными привилегиями. Видимо, у тебя было больше одного помощника. Тебе нравится мужчина Ми, да?

Нет, на это я уже не поведусь. Пусть будет идиотом, я же ниже пояса бить не буду.

— Не выключай электричество, я буду здесь к шести утра.

— Габриэлла, не делай этого. Нам нужно поговорить обо всем этом дерьме.

— Ты ни о чем не хочешь говорить, Пэкстон. Ты хочешь полный контроль, хочешь решать, что нам нужно обсуждать, а что нет. Меня это не интересует.