— Деньги, — потребовала Зара, не имея желания выслушивать дальнейшие оскорбления.
Михаил сам крутился в этом бизнесе, ни разу не был чище нее самой, но почему-то считал, что имеет право тыкать ей ее профессией. Лицемер, просто жалкий лицемер. Лучше забрать свои честно заработанные, окропленные ее слезами и озвученные криками боли, деньги, и уйти побыстрей. Мужчина отсчитал нужную сумму и бросил перед женщиной на стол. В денежных вопросах он всегда был честен. Наверное, поэтому "Шкатулка" процветала.
— У тебя выходной, — сказал Михаил вдогонку.
— С чего бы это?
— С того, что я сказал. Еще вопросы? — Жесткий тон, в глазах сталь. Шлюха стала забываться.
— Нет. Послезавтра выхожу?
— Я позвоню и скажу, когда тебе выходить. Считай, что это мини-отпуск.
Девушка кивнула и вышла. Задавать вопросы этому человеку было заведомо проигрышным делом. Ответ всегда был одним и тем же — "я так сказал!". Она "очень любила" эту аргументированную позицию директора их культурно-развлекательного учреждения. Он так сказал. Хорошо. Она была не против выходных.
…Зара отбросила остатки сна, прогоняя из головы дурман, пытаясь стереть из памяти этот хриплый голос, оскорбляющий её, но в то же время приносящий столько удовольствия. Она подошла к зеркалу и стала рассматривать свое тело. Вроде ничего не изменилось. Шрамов, царапин и синяков нет, как будто ничего и не было вчера. Но она-то помнила его сильные руки, ласкающие и мучавшие её грудь одновременно, помнила, как его пальцы забирались в нее, пытаясь достать до самой души. Она помнила всё.
Руки Зары непроизвольно поднялись к груди и коснулись сначала правой, потом левой, заскользили вниз по животу и остановились на лобке. Она повторяла сейчас путь его рук, она видела его руки вместо своих. Сильные мужские руки, грубые большие ладони сейчас были на ее теле, они были повсюду. Зара закрыла глаза и застонала, когда руки двинулись ниже и остановились перед входом в самое сокровенное место, средоточие её женственности. Резко распахнув глаза, она посмотрела на своё отражение, и руки замерли в нерешительности. Кто она, эта девушка, смотрящая сейчас на неё из зеркала?
— Кто ты? — прошептала Зара и дотронулась до зеркала. — Хотела ли ты такой быть? Скажи... Я — нет, я не хотела и не хочу.
Зара смотрела на себя, и чем дольше она рассматривала девушку в зеркале, тем сильней становилась боль в груди. Столько лет она пыталась подавить её и вроде бы смогла. Но теперь боль рвалась наружу с ещё большей силой. Сколько было планов на жизнь, сколько огня в ней было когда-то, сколько мечтаний отправилось в костёр, сколькими слоями пепла теперь была покрыта её жизнь!
— Не хочу! — крикнула и в порыве гнева и сожаления и ударила по зеркалу рукой. — Ненавижу тебя! Ненавижу!
Кому была адресована ее ненависть? Михаилу или ей самой, а может быть, Богу, что не уберег ее когда-то? Она не знала. Давно отказавшись от веры и религии, Зара не признавала никакого Бога и Дьявола. Она была одна. И никакие высшие силы были ей не указ. Где он был, этот Бог, тогда, десять лет назад? Где он был?
Взяв себя в руки, она отошла от зеркала, бросив последний взгляд на девушку, в отражении, которая осталась вместо неё настоящей. Но настоящая Зара тоже была жива, и она иногда плакала, видя себя нынешнюю. Зара, которая была сейчас, не признавала слез и истерик, не признавала обид и вообще никаких чувств. И эта политика невмешательства в свою же душу вполне устраивала обеих. Правда иногда, как это бывает у всех, накатывала грусть по жизни, что навсегда канула в Лету, оставив после себя лишь горькое послевкусие. Как часто люди оглядываются назад и понимают, что потеряли чертову кучу времени, чертову кучу шансов и возможностей? Они теряют и саму жизнь вместе с этими упущенными шансами и минутами, проведенными бесцельно. Да и впереди их ничего уже не ждет. Впереди — темнота и полное забвение, рутина, которая будет съедать их жизнь по кусочкам день ото дня.
Зара пошла в ванную, чтобы провести традиционную шоковую терапию контрастным душем. Только на этот раз вода едва ли помогла ей. Почему этот загадочный мужчина не дал ей увидеть его? Почему он выбрал именно её? И почему она не могла никак выкинуть из головы этого незнакомца? Такое с ней было впервые. Он как будто разрезал мрак ее жизни своим светом. Он, как вспышка, ослепил ее, а когда она снова смогла видеть, исчез. Это было очень странно. Она не привыкла к таким мужчинам. Именно МУЖЧИНАМ. Все эти потные мужики с маленькими толстыми пальцами и липкими ручонками не были мужчинами в её понимании. Она вообще не уважала мужчин, которые изменяют своим женам. Некоторые даже кольца не снимают, когда приходят к ней. Зара уже давно не чувствовала их рук на себе, не ощущала их поцелуев, не обращала внимания на их члены в ней. Их просто не было. Она убеждала себя в этом каждый день после вечернего душа. Этот же мужчина бил её и оскорблял. Он пробудил ее чувственность тем, что не окунул опять в тину банальных слов и вздохов, одинаковых движений, в тину механики и расчета. Он взял инициативу в свои руки. Он властвовал. И ничто бы его не остановило от более серьезных побоев и унижений. Чувствовала ли она себя странно? Да. Осуждала ли она себя? Нет. Осуждение и порицание... Что это? Почему она должна себя осуждать? И за что? За то, что впервые за несколько лет по-настоящему стонала под мужчиной? За то, что впервые хотела видеть лицо этого клиента? Зара покачала головой, признавая за собой право самой выбирать свои собственные желания. Если она хочет грубости, что заставляет кровь бежать быстрее по венам, заставляет эту самую кровь закипать, а тело гореть огнём в жажде прикосновений, она будет и дальше хотеть грубость.