— Это очень любезно с вашей стороны. С вашего позволения, я выпью это на веранде. Здесь что-то жарко стало.
— Конечно, конечно. — Самуэльсон поспешно вышел из комнаты.
На розыски грузовика отправился «BMW» темно-серого цвета с антверпенскими номерами. Васко наблюдал, как машина исчезла за углом, задумчиво допил джин и вернулся в гостиную. Там он подошел к передатчику; изменил частоту и диапазон волн, потом тихо сказал по-фламандски:
— Запись.
Он говорил не более двенадцати секунд, потом вернулся на прежнюю волну и попробовал вызвать Илвисакера. Пройдя в бар, Васко вновь наполнил свою рюмку и опять сел на стул возле передатчика, просматривая журнал. Он снова и снова вызывал пропавший грузовик, но ответа все не было. Васко все еще пытался установить контакт, когда вошел Самуэльсон. Он посмотрел на Лейтенанта, прошел в бар и вернулся с двумя полными рюмками.
— Я знаю, что я нарушаю собственные правила, но вы заслуживаете поощрения, а мне сейчас просто необходимо выпить. Ничего?
— Глухо. Я знаю, что мистер Данилов старается не задавать лишних вопросов, но я человек военный, то есть довольно прямолинейный, поэтому все же спрошу. Насколько важны для вас эти атомные ракеты? Какова вероятность их использования?
— Они нужны нам почти исключительно для того чтобы оказывать психологическое воздействие. Но если
потребуется, я использую их, чтобы взорвать подходы к дамбе с севера и с юга.
— Но для чего? Ни одному военачальнику в Нидерландах и в голову не придет атаковать Харингвлитскую дамбу. Правительственные войска не станут ее бомбить. Нет, никогда. Истребители? Нет. У вас не только есть военный вертолет, который может вступить в бой с любым истребителем, у вас есть ракеты «земля-воздух». Более того, у вас будет большое количество заложников, жизнями которых никто не станет рисковать. Так в чем проблема? Что еще может сделать правительство? Послать эсминцы? Торпедные катера? Ракеты «земля-воздух» наводятся по тепловой струе от двигателей. От них невозможно уйти.
— Значит, никаких бомбардировщиков не будет?
— Что будет, если они прорвут плотину?
— Ну конечно. Все, больше нет смысла пытаться. Пожалуй, нам обоим следует отдохнуть перед обедом.
Васко кратко доложил ван Эффену и Джорджу о том, что произошло. Ван Эффен сказал:
— Значит, ты считаешь, что Самуэльсон убежден в собственной неуязвимости? Благодаря тем двоим, что отправились на розыски Илвисакера, у нас на дамбе будет на двух противников меньше. А это были крепкие ребята... Кого ты уведомил?
— Роттердамскую полицию.
— Мне кажется, Джордж, что мы еще можем сделать из него полицейского. Итак, у нас есть еще час или
около того до обеда.
— Вздремните за меня. Четыре порции джина — это многовато для моей хрупкой комплекции.
— Что ты сказал?
— Голландское гостеприимство. Ты же знаешь, что это такое.
Обед был неплохой, но прошел не очень весело. Самуэльсон старался выглядеть веселым, но он очень беспокоился о судьбе своих ядерных ракет. Его беспокойство было настолько явным, что последние полчаса обед проходил в полном молчании.
После кофе Самуэльсон спросил ван Эффена:
— Как вы думаете, могло ли так случиться, что Илвисакера и его людей арестовала армия или полиция?
— Очень маловероятно. Я не понимаю, почему это могло бы произойти. Безопасность у вас обеспечивается на должном уровне. Но даже если бы это произошло, вопрос в том, стали бы говорить Илвисакер и его люди?
— О дамбе в Харингвлите? Нет. До прибытия сюда никто, кроме Риордана, Ангелли, Даникена и О'Брайена не был в курсе наших планов. — Самуэльсон слегка улыбнулся. — Это все ваш любимый принцип «знать только то, что нужно для дела».
— Я не хотел бы, чтобы мои слова прозвучали слишком цинично или равнодушно, но какого черта вы, в таком случае, беспокоитесь? — спросил ван Эффен.
— Как видите, — сказал диктор телевидения, — погода по-прежнему ужасная, видимость близка к нулю. Как мы все знаем, скоро наступят сумерки. Дождь исключительно сильный, ветер северо-восточный, сила ветра — от восьми до девяти баллов. Наши камеры установлены следующим образом: одна — возле Хорна, другая — возле Волендама, на западной стороне Маркерварда. Третья камера расположена неподалеку от берега возле Лелестада. Боюсь, что последняя практически бесполезна: несмотря на козырек над нею, дождь заливает линзы. Четвертая наша камера установлена на борту вертолета. Как нам кажется, пилоту вертолета и оператору сейчас приходится очень туго. Время — один час пятьдесят восемь минут. Наши первые кадры будут показаны с вертолета.
На экране появились штормовое море, белые гребешки волн. Вертолет бросало из стороны в сторону, мелкие детали на экране расплывались. Ясно, что при такой болтанке камеру тоже сильно швыряло.
Послышался голос оператора из вертолета.
— Мой коллега в студии не преувеличивает. Условия для съемки ужасные. Я должен признать, что единственный, кто, к счастью, неплохо себя чувствует, это пилот. Мы летим на высоте около семисот метров, плюс минус пятьдесят метров на броски вверх и вниз. Мы считаем, что это безопасная высота в случае, если атомный взрыв все же произойдет и поднимется соответствующий водяной столб. Это может произойти, прямо под нами. Сейчас ровно два часа дня и... — Голос диктора стал выше почти на октаву. — Вот он! Черт меня побери! Как раз под нами!
Линзы камеры были настроены на максимальное увеличение. Поверхность Маркерварда закипела и побелела, и тут же вертикально вверх поднялся большой столб воды. Он направлялся как раз в сторону камеры.
— Вы только посмотрите! — продолжал взволнованный голос. — Вы только посмотрите!
Вопрос казался излишним, потому что все жители Нидерландов смотрели только туда.
— Воздух полон брызг. Наш пилот старается как можно быстрее увести вертолет на северо-восток. Мы хотим как можно скорее выбраться из эпицентра взрыва. Ураганный северо-восточный ветер очень мешает нашему продвижению, но мы надеемся, что этот же ветер отнесет от нас брызги и водяной столб.
Ван Эффен посмотрел на Самуэльсона. Казалось, этот человек погрузился в своего рода транс. Двигались только его руки. Точнее, руки были сплетены, но большие пальцы медленно вращались вокруг друг друга.
На экране снова появился диктор, который вел репортаж из студии.
— Боюсь, что линзы камеры, установленной на вертолете, оказались забрызганы. Мы очень сожалеем, что не удается ничего увидеть с помощью остальных трех камер. Взрыв произошел почти точно в центре Маркерварда.
Снова послышался голос оператора с вертолета.
— Просим нас извинить. Из-за дождя и брызг мы почти полностью ослепли. Мы все еще продолжаем неуклонно двигаться на северо-восток. Минуточку! Минуточку! Мы снова обрели способность видеть.
Столб воды начал оседать. Камера на мгновение высунулась, показала телезрителям водяной столб, затем снова показала панораму моря. Были хорошо видны расходящиеся концентрические круги.
— Вот это, — объявил оператор, — и должна быть приливная волна. Мне кажется, она больше похожа не на волну, а на рябь, но, естественно, с такой высоты невозможно определить ее высоту.
Камера с максимальным увеличением показала волны, действительно больше похожие на мелкую рябь. Они стремительно приближались к берегу. Послышался голос комментатора:
— Я согласен со своим коллегой из вертолета. То, что мы видим, едва ли похоже на приливную волну.
Однако, как мне говорили, цунами склонны увеличивать высоту волны на мелководье. Сейчас увидим.
Смотреть было особенно не на что. Когда волна находилась на расстоянии ста метров от берега, комментатор оценил ее высоту в один метр, что было больше, чем предполагали ученые. Самуэльсон жестом велел выключить телевизор.
— Воды всего ничего, несколько человек промочат ноги. Никто не погиб. Что скажете, мистер Данилов, впечатляющее зрелище?
— Даже очень.
«Что верно, так это то, что никто не погиб. Но годы спустя мы узнаем совсем иное: на многострадальную землю Флеволанда будут выпадать радиоактивные осадки, но вряд ли сейчас есть смысл указывать на это Самуэльсону», — подумал ван Эффен.